Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

С тех пор как Вождь Мрачных Сердец отыскал свою дочь, он был уже не тот; он только жил для нее и ею; ничто из происходившего вокруг него не могло его заинтересовать. В эту минуту, сидя под деревом, он держал на коленях донну Розарио и с кроткой улыбкой убаюкивал ее как ребенка. Однако при вопросе Валентина он вдруг поднял голову.

— Я не хочу, чтобы моя дочь опять попалась к Антинагюэлю, — с сказал он с жаром, прижимая молодую девушку к своей груди, — что бы ни случилось, я хочу ее спасти!

— И мы также этого желаем, только индейские вожди не знают здешней местности, вы чилиец, а потому, может быть, дадите нам какие-нибудь полезные сведения; мы не знаем какое употребить средство для избежания неминуемой погибели, угрожающей нам.

Дон Тадео подумал с минуту, окинул взором горы и отвечал Валентину, который с беспокойством ожидал его ответа:

— Я доставлю вам это средство, если Господь не откажет нам в своем всемогущем покровительстве; мы находимся только в десяти милях от одной из моих ферм.

— Вы это знаете наверно?

— Да, слава Богу!

— В самом деле, — вскричала Красавица с радостью, — ферма Палома должна быть недалеко.

— И вы думаете, что если мы успеем доехать до этой фермы…

— Мы будем спасены, — перебил дон Тадео, — у меня там пятьсот преданных работников, с которыми я не побоюсь нападения целой индейской армии.

— О! — сказала Красавица. — Не будем же терять ни минуты; дон Тадео, напишите слово вашему управляющему; скажите ему, в каком отчаянном положении вы находитесь и прикажите ему поспешить к вам на помощь со всеми людьми, скольких он может собрать.

— Небо внушило вам эту мысль, сеньора! — вскричал дон Тадео с радостью.

— О! — отвечала Красавица с выражением, которое невозможно передать. — Я тоже хочу спасти мою дочь!

Донна Розарио устремила на нее взгляд, влажный от слез, тихо приблизилась к ней и сказала голосом, исполненным нежности:

— Благодарю, матушка!

Дочь простила ее!.. Бедная женщина упала на колени и, сложив руки, возблагодарила небо за такое великое счастье. Между тем дон Тадео написал наскоро несколько слов на бумаге, которую подал ему граф.

— Вот что я пишу, — сказал он.

— Мы не имеем времени читать этой записки; ее надо отправить сейчас же, — с живостью отвечал граф, — я берусь отнести ее; укажите мне только, по какой дороге должен я идти на ферму.

— Я знаю дорогу, — флегматически сказал Курумилла.

— Вы, вождь?

— Да.

— Очень хорошо; в таком случае поезжайте со мной; если один из нас останется на дороге, другой сменит его.

— Я знаю дорогу, по которой мы приедем через два часа.

— Поедемте же. Береги ее! — сказал Луи, пожимая руку своему другу.

— Постарайся скорее вернуться с помощью, — прошептал тот, отвечая на его пожатие.

— Я доеду или буду убит, — вскричал молодой человек с жаром.

И, вонзив шпоры в бока своих лошадей, Луи и Курумилла быстро исчезли в облаках пыли. Валентин провожал своего молочного брата взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из вида, потом повернулся к Трангуалю Ланеку.

— Пора и нам отправиться в путь! — сказал он.

— Все готово, — отвечал вождь.

— Теперь, — продолжал Валентин, обращаясь к дону Тадео, — наша участь в руках Бога, мы сделали все, что могут сделать люди для того, чтобы избежать рабства или смерти… от Его одной воли зависит наше спасение.

— Валентин, Валентин! — вскричал дон Тадео с чувством. — Вы столько же умны, сколько преданны; Господь не оставит нас.

— Да услышит Он вашу молитву! — сказал грустно молодой человек.

— Мужайся, дочь моя! — сказала Красавица с выражением бесконечной нежности.

— О! Я не боюсь ничего теперь, — отвечала молодая девушка с улыбкой счастья, — разве со мною нет отца моего и… моей матери! — прибавила она с намерением.

Красавица подняла глаза к небу с признательностью. Через десять минут путники выехали из леса и крупной рысью поехали по той же самой дороге, по которой граф и Курумилла скакали во весь опор впереди них.

Глава LXXXVIII СКАЛА

Отправляясь в путь, Валентин заботился только о том, как бы избавиться от угрожавшей опасности и вовсе не думал, в состоянии ли будут лошади везти их. Бедные животные, утомленные до крайней степени двухдневной поездкой и ураганом, едва двигались; только посредством шпор можно было заставить их сделать несколько шагов и то они беспрестанно спотыкались.

Наконец после часа безуспешных усилий дон Тадео, лошадь которого, благородное чистокровное животное, исполненное огня и силы, дважды упала, первый заметил Валентину, что невозможно ехать далее.

— Знаю, — отвечал молодой человек, вздыхая, — у бедных животных разбиты ноги, но что делать? Пожертвуем ими, если нужно: дело идет о жизни или о смерти; остановиться — значит погибнуть.

— Поедем же, что бы ни случилось! — отвечал с покорностью дон Тадео.