Том 26, ч.2

Не лучше, впрочем, обстоит дело и у тех экономистов (как, например, у Дж. Ст. Милля), которые хотят объяснить кризисы этими простыми, содержащимися в метаморфозе товаров возможностями кризиса — например, разделением покупки и продажи. Эти определения, объясняющие возможность кризиса, далеко еще не объясняют его действительности, не объясняют того, почему фазы процесса [воспроизводства] вступают в такой конфликт, что лишь путем кризиса, путем насильственного процесса может дать себя знать их внутреннее единство. Это разделение покупки и продажи и проявляется в кризисе; оно есть элементарная форма последнего. Объяснять кризис этой его элементарной формой — значит объяснять его существование тем, что выражает его бытие в его абстрактнейшей форме; т. е. объяснять кризис кризисом.

«Каждый человек», — говорит Рикардо^{127}, — «производит только с целью потребления или продажи, и он продает только с целью купить какой-либо другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен или мог бы служить для будущего производства. Таким образом, производя, он необходимо становится либо потребителем своих собственных продуктов (goods), либо покупателем и потребителем продуктов какого-либо другого лица. Нельзя предполагать, что он в течение долгого времени будет плохо осведомлен относительно того, какие товары он с наибольшей выгодой может производить, чтобы достигнуть преследуемой им цели, а именно — приобрести другие продукты. И поэтому маловероятно, что он постоянно (continually) будет производить такой товар, на который нет спроса» [Русский перевод, том I, стр. 239].

Эта ребяческая болтовня достойна какого-нибудь Сэя, но не Рикардо. Прежде всего, ни один капиталист не производит для того, чтобы потреблять свой продукт. И когда мы говорим о капиталистическом производстве, мы можем с полным основанием сказать: «ни один человек не производит с целью потребления своего продукта», даже если он какие-то части своего продукта применяет вновь для производственного потребления. Но у Рикардо речь идет о частном потреблении. Рикардо забыл раньше, что продукт есть товар. Теперь им забыто даже общественное разделение труда. При тех общественных условиях, когда люди производят для самих себя, действительно не бывает кризисов, но нет также и капиталистического производства. Мы никогда и не слышали, чтобы древние с их основанным на рабстве производством знали когда-нибудь кризисы, хотя отдельные производители и у древних терпели банкротства. Первая часть альтернативы [ «с целью потребления или продажи»] — бессмыслица. Нелепа и вторая часть. Человек, который произвел продукт, не имеет [в условиях капиталистического производства] выбора: продавать или нет. Он вынужден продавать. И вот при кризисах возникает как раз такое положение вещей, что он не может продать или же может продать лишь ниже цены издержек или даже вынужден продать прямо с убытком. Какая же польза ему, а также и нам, от того, что он произвел свой продукт для продажи? Дело именно в том, чтобы выяснить, что мешает этому его благому намерению осуществиться.

Далее:

«Каждый продает только с целью купить какой-либо другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен или мог бы служить для будущего производства» [там же].

Какое идиллическое изображение буржуазных отношений! Рикардо забывает даже о том, что кто-нибудь может продавать, чтобы платить, и что эти вынужденные продажи играют очень значительную роль в кризисах. Ближайшая цель капиталиста при продаже состоит в том, чтобы обратно превратить свой товар или, вернее, свой товарный капитал в денежный капитал и таким путем реализовать свою прибыль. Потребление — доход — отнюдь не служит направляющим моментом этого процесса, каким оно, действительно, является для человека, продающего товары только для того, чтобы превратить их в жизненные средства. При капиталистическом же производстве доход [потребление] выступает как результат, а не как определяющая цель. Каждый продает прежде всего для того, чтобы продать, т. е. чтобы превратить товар в деньги.