«Теперь купцы очень жалуются на дворян или на разбойников» {отсюда видно, почему купцы идут с князьями против крестьян и рыцарей}, «на то, что им приходится торговать с большой опасностью и, кроме того, их захватывают, избивают, облагают поборами, грабят и т. д. Если бы купцы претерпевали это ради справедливости, то, конечно, они были бы святыми людьми… Но так как сами купцы творят столь великое беззаконие и противохристианское воровство и разбой по всему миру и даже по отношению друг к другу, то нет ничего удивительного в том, что бог делает так, что столь большое имущество, неправедно приобретенное, снова утрачивается или подвергается разграблению, а их самих вдобавок еще избивают или захватывают в плен… А князьям подобает надлежащей властью наказывать за столь неправедную торговлю и принимать меры, чтобы купцы не обдирали так бессовестно их подданных. Но так как князья этого не делают, то бог пользуется рыцарями и разбойниками и через них наказывает купцов за беззаконие, и они должны быть его дьяволами, подобно тому как он мучит дьяволами или губит врагами землю Египетскую и весь мир. Так он бьет одного злодея другим, давая этим понять, что купцы — не меньшие разбойники, чем рыцари, ибо купцы ежедневно грабят весь мир, тогда как рыцарь в течение года ограбит раз или два, одного или двух» (стр. 296).
«… Исполняется пророчество Исайи: князья твои стали сообщниками воров. Ибо они вешают воров, укравших гульден или полгульдена, и якшаются с теми, которые грабят весь мир и воруют с большей безопасностью, чем все другие, как бы для того, чтобы оставалась верной поговорка: крупные воры вешают [938] мелких воров, и, как говорил римский сенатор Катон: простые воры сидят в тюрьмах и закованы в цепи, а государственные воры расхаживают в золоте и шелках. Что же в конце концов скажет об этом бог? Он сделает так, как он говорит устами Иезекииля: князей и купцов, одного вора с другим, он сплавит вместе, как свинец и медь, как бывает, когда выгорает город, чтобы не было больше ни князей, ни купцов. Я опасаюсь, что это уже на пороге» (стр. 297).
О
«Мне говорят, что теперь ежегодно на каждой Лейпцигской ярмарке взимают 10 гульденов, что составляет 30 на сто[164]
: некоторые прибавляют сюда еще Наумбургскую ярмарку, так что получается 40 на сто; взимают ли где-нибудь еще больше этого, я не знаю. Что за срам, куда же к черту это, в конце концов, приведет!.. Кто имеет теперь в Лейпциге 100 флоринов, тот ежегодно взимает 40, — это значит пожрать в один год крестьянина или горожанина. Если он имеет 1000 флоринов, то он ежегодно взимает 400, — это значит пожрать в один год рыцаря или богатого дворянина. Если он имеет 10000, то он ежегодно взимает 4000, — это значит пожрать в один год богатого графа. Если он имеет 100000, как это и должно быть у крупных купцов, то он ежегодно взимает 40000, — это значит пожрать в один год крупного богатого князя. Если он имеет 1000000, то он ежегодно взимает 400000, — это значит пожрать в один год крупного короля. И не грозит ему за это никакая опасность, ни жизни его, ни добру. Он не выполняет никакой работы, сидит себе за печкой и печет яблоки. И этот разбойник в кресле, сидя у себя дома, может в 10 лет сожрать целый мир» (стр. 312–313)[165].{II) «Eyn Sermon auf das Evangelion von den reichen Mann und armen Lazaro», Wittemberg, 1555.
«О богатом человеке мы не должны судить по его внешнему поведению, ибо он облекся в овечью шкуру, и его жизнь блестит и кажется красивой и искусно прикрывает волка. Ибо евангелие бранит его не за то, что он совершил прелюбодеяние, убийство, грабеж, богохульство или что-нибудь такое, что мог бы порицать мир или разум. Ведь он вел такую же благопристойную жизнь, как тот фарисей, который дважды в неделю постился и не был таким, как другие люди».}