Том 26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Дорогой Байль, я бросаю высокий стиль и повторяю тебе языком самой что ни на есть прозаической прозы, что начинаю учить словесность, а как только получу диплом, возьмусь за юриспруденцию. Эта профессия (раз уж профессия необходима) во многом близка моим взглядам. Итак, я решил стать адвокатом, но можешь быть уверен, что уши писателя всегда будут высовываться из-под судейской шапочки. Вот что, ты ведь занимался словесностью самостоятельно, так скажи мне, в каких пределах я должен изучить греческий и латинский, словом, какой минимум знаний необходим для сдачи экзамена. Например, придется ли мне сочинять латинские стихи, делать переводы с французского на греческий и т. д.? Заниматься я буду дома (не смейся, я буду заниматься), а репетитора найму только для того, чтобы он исправлял мои письменные работы. Теперь моя позиция тебе совершенно ясна, и ты можешь в нескольких словах набросать для меня программу действий. С нетерпением жду ответа. Оторвись на минуту от своей книжки, скажи, что проделал с латинским и греческим ты сам, и я полюблю тебя еще больше. — Что до степени бакалавра наук, то я вовсе не отказываюсь от этой мысли. Как только меня примут на факультет словесности, тотчас начну второе сражение — в Сорбонне.

Уверен, что ты одобришь мое решение. Есть лишь один путь к успеху — работа. Я всегда говорил это. Небо послало моего доброго ангела, чтобы меня разбудить, и уж больше я не усну. Это трудная задача, и на некоторое время придется мне распрощаться с чудесными золотыми мечтами, но я верю — они толпой сбегутся на мой зов, когда наступят лучшие времена.

Желаю тебе провести дни карнавала веселее, чем их предстоит провести мне. У меня, очевидно, они будут весьма унылыми. Чувствую себя прекрасно, трубочка моя потихоньку дымит. Желаю, чтобы твое здоровье и твоя носогрейка были не хуже, чем у меня.

Передай поклон родителям. Жму руку.

Твой прилежный друг.

1860 © Перевод Д.Лившиц

ПОЛЮ СЕЗАННУ

Париж, 16 января 1860 г.

Дорогой Сезанн!

Оказавшись обладателем огромной суммы в двадцать сантимов и обдумывая, как наилучшим образом ее истратить, я решил, что этих денег как раз хватит на то, чтобы немного поболтать с тобой. Я заполню четыре странички и, подобно богу, сотворившему мир, скажу: «Это хорошо!»

Читаю Данте, и вот фраза, которую я нашел в песни V «Ада»: «Любовь, любить велящая любимым» — и т. д. И я подумал, что самому богу угодно, чтобы великий поэт оказался прав. Я знаю одного превосходного юношу, который сильно влюблен, и мне бы хотелось, чтобы любовь повелела любить и женщине, которую он любит. Это было бы огромным счастьем для моего друга. По крайней мере, когда Смерть протянет к нему свои острые когти, он сможет сказать: «Я не боюсь тебя, я знал любовь и могу умереть». И, как Виктор Гюго, он воскликнет:

Я нынче в спор вступлю с бегущими годами:
— Бегите, быстрые! Мне больше не стареть!
Что соблазнять меня увядшими цветами?
Цветку моей души вовеки не истлеть[58]

.

……………………………………………

Недавно у одной знакомой дамы я увидел старинную закоптевшую гравюру. Я не мог оторвать от нее глаз, и восторг мой был оправдан, когда оказалось, что она подписана Грезом. На ней изображена молоденькая крестьянка, высокая, редкостной красоты линий. Настоящая олимпийская богиня, но выражение ее лица так наивно и так мягко, что эта красота почти что превращается в миловидность. Трудно сказать, что в ней лучше, — задорное личико или великолепные плечи. Когда смотришь на нее, испытываешь одновременно нежность и восторженное изумление. Я плохо разбираюсь в рисунке, я не знаю, хороша ли эта гравюра, но знаю одно — она мне нравится. Впрочем, Грез всегда был моим любимцем, и я долго стоял перед офортом, обещая себе влюбиться в оригинал, если только у подобного портрета, который, конечно, является мечтой автора, может найтись оригинал.

Ты знаешь Ронсара? Должно быть, нет. Вот стихи этого поэта:

Пойдем, возлюбленная, взглянем
На эту розу, утром ранним
Расцветшую в саду моем.
Она, в пурпурный шелк одета,
Как ты, сияла в час рассвета
И вот уже увяла днем.[59]

И подумать только, что г-н Депрео осмелился критиковать человека, способного написать такие стихи! Буало! Евнух! Поэт, который замечает в стихе только цезуру и рифму. Как прекрасно сказал Альфред де Мюссе: автор «Налоя»[60] вместо нектара, которым угощали нас поэты средневековья, потчевал своих читателей «остуженным лекарственным отваром».