Том 26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Минуя «Нана» и «Накипь» (хотя для них понадобился самый разнообразный материал), а также «Дамское счастье», для которого меня снабдил документами г-н Шошар и администратор магазина «Бон Марше», перехожу к «Радости жизни»; все специальные сведения о водорослях и технике бромистых соединений сообщил мне ученый — г-н Эдмон Перрье; а чтобы описать приступы подагры у старика Шанто и мучительные роды Луизы, мне пришлось прочесть немало книг. Затем идет «Жерминаль», — это был для меня новый мир, пришлось познакомиться с техникой, просмотреть множество специальных трудов, задавать вопросы целому ряду инженеров. Для романов «Земля», «Мечта» и «Человек-зверь» понадобились специальные исследования, но особенное мучение причинила мне книга «Деньги»; администрация Биржи завалила меня документами, я был прямо ошеломлен всеми этими данными и, быть может, не разобрался в них до конца. И, наконец, «Разгром», для которого мне пришлось перелистать более ста трудов, посвященных войне, ознакомиться с донесениями командующих корпусами; это была целая библиотека, я пользовался ею постоянно — книги стояли у меня под рукой на вращающейся этажерке возле моего рабочего стола. И какое я испытал облегчение, когда серия романов наконец завершилась «Доктором Паскалем»! В этой вещи я хотел развить одну возвышенную теорию из области медицины, и мой добрый друг доктор Морис де Флери доставил мне буквально все необходимые данные!

Да, мне нужны были помощники, я искал их и находил! Один из моих верных старых друзей, архитектор Франц Журден, дает мне указания всякий раз, как в моих романах заходит речь об архитектуре. Анри Сеар сообщил мне нужные сведения из области музыки. Другой старый приятель Тьебо, большой знаток права, прекрасно разбирающийся во всяком крючкотворстве, дает мне консультацию, когда я описываю судебную процедуру, торговую сделку, составление договора или духовного завещания. Но больше всего я беспокою ученых, — каждый раз, как я затрагиваю какой-нибудь научный вопрос или описываю болезнь, я ставлю на ноги всех специалистов и врачей.

И я имею на это полное право. Повторяю, я не ученый, не историк, — я романист. От меня могут потребовать лишь одного: чтобы я писал о знакомом мне предмете, чтобы я изучил среду, которую хочу изобразить, вот почему я собираю документальные данные, обращаюсь к нужным мне источникам. Только затем я приступаю к своим непосредственным обязанностям, а состоят они в том, чтобы, используя все сведения, почерпнутые везде, где я мог их найти, воссоздавать живую жизнь. Вопрос лишь в том, удалось ли мне обобщить в своей книге то, что висело в воздухе в наше время, сумел ли я твердой рукой связать колосья в сноп, смог ли я охватить весь предмет, правдиво передать атмосферу, изобразить людей и явления, убедительно поставить проблему завтрашнего дня и предначертать грядущее. Удалось ли мне вдохнуть жизнь в моих персонажей, создать особый мир, породить на свет существа из плоти и крови, столь же вечные, как и человек? Если да, — значит, я добился своей цели, и не важно, где я раздобывал глину.

Когда Флоберу, после долгих месяцев тяжелого труда, наконец удалось собрать все материалы для одного из своих произведений, он почувствовал к ним великое презрение. Я испытываю такое же презрение: все эти выписки для меня только известка, которую мастер использует по своему усмотрению, когда воздвигает памятник. Я без зазрения совести допускаю фактическую ошибку, когда этого требует композиция. У меня лишь одна цель — создавать жизнь, и я гоняюсь за правдой только потому, что она порождает жизнь. Конечно, я имею в виду роман в самом широком смысле слова и понимаю, что сочинения более интимного характера, где идет речь об адюльтере, о любовных приключениях, или бичуются человеческие недостатки и пороки, не требуют такой тщательной документации. Несомненно, приходится дорого расплачиваться за стремление к совершенству. Впрочем, если бы в романах было принято ссылаться на источник, я охотно сделал бы на каждой странице множество сносок. И если в моем романе попадется строка, принадлежащая, перу моего собрата, это значит, что я не прячу лицемерно заимствований, хотя мне легко было бы их скрыть.

Когда мастера эпохи Возрождения, великие творцы, расписывали огромные здания, они брали себе помощников, их окружала толпа учеников, которые растирали краски и исполняли черновую работу, это и дало им возможность осуществить свои грандиозные замыслы.

Итак, господин, задумавший уличить меня в плагиате, мог обнаружить лишь отголоски труда г-на Гуайо. Право же, это очень немного, я ожидал большего от многообещающего всезнайки, который делает вид, что чего-то не знает, ибо ему стыдно, что он все знает. Мне жаль этого господина, ибо ему пришлось убедиться в недостаточности своих знаний. Ну что ж, если уж на то пошло, я готов наставить его на путь истинный, я приведу названия книг, которыми пользовался, создавая «Рим».