Том 27. Обнаженная и мертвая

Моя рука дрогнула и замерла в воздухе. Я настороженно повернул голову и на заднем сиденье увидел Салли Крэмер, наблюдающую за мной с довольным видом. Она сменила шелковый халатик на голубую бархатную блузку без рукавов и такие же брюки, и я подумал, что только Крэмер с его холодностью мог толкнуть такую прелестную женщину в руки Филипа Ирвинга.

— Кажется, вы очень торопитесь, — сказала она. — Может, нам отложить разговор на другой раз?

— Нет, я не тороплюсь. Только хотел бы попросить вас кое о чем. Если этот придурковатый сержант спросит вас, допрашивал ли я вас в машине, — ради нас обоих, — скажите ему «нет» со всей решительностью и твердостью!

— Конечно, скажу, — равнодушно пообещала она.

— О чем вы хотели поговорить? — Я откинулся на спинку сиденья и поискал сигареты. Она покачала головой, когда я любезно предложил ей одну.

— Хотела узнать, как продвигается ваше расследование, — неуверенно проговорила Салли Крэмер.

— Более или менее движется, — небрежно ответил я.

— Вы знаете, кто убил Рэда Хофнера?

— Пока нет, наверняка не знаю.

— И много у вас подозреваемых?

— Слишком много! — Я криво усмехнулся. — В этом-то и проблема!

Она бессознательно провела по длинным волосам хорошо знакомым мне жестом:

— Включая Филипа Ирвинга?

— Разумеется.

— И меня?

— Вы снова угадали.

— Он так и сказал мне по телефону. — У нее заметно дрожал голос. — Я не могла ему поверить и решила сама вас спросить.

— Помимо вас двоих, у нас еще достаточно подозреваемых, — с горечью доложил я. — В настоящий момент полно и подозреваемых, и мотивов для преступления — хватило бы не на один этот случай!

— Уверена, эта дрянь наговорила вам бог знает что обо мне и Филипе! — с неистовой злобой прошипела Салли Крэмер. — Лейтенант, я никогда не думала, что смогу ненавидеть кого-нибудь до такой степени, чтобы желать этому человеку смерти! Но сейчас не могу выкинуть это из головы, это стало моей навязчивой идеей! То я вижу ее лежащей на мостовой, погибшей в результате дорожной катастрофы. Через пять минут мне представляется, как она едет в переполненном лифте, со всех сторон стиснутая людьми, и, когда все выходят, она падает на пол. Понимаете, у нее сердечный приступ, и она скончалась еще на первом этаже!

— Это мне нравится, — серьезно буркнул я. — В этом есть нечто поэтичное.

— Затем мне видится, как среди ночи в окно ее квартиры влезает страшный человек, сжимая в руке острый нож. Это сбежавший из тюрьмы маньяк, закоренелый преступник, насильник и…

— И этот вариант вам по душе больше всего?

Она улыбнулась одними губами, тогда как в ее глазах застыло выражение тревоги.

— Понимаю, это кажется или глупым, или достойным презрения. Но проблема в том, что я никому не могу объяснить, до чего реальным мне все это представляется.

— На вашем месте я не позволил бы этой идее так сильно овладевать вами. Я могу понять, почему вы не ладите с Эйнджел, но ведь все не так уж безнадежно, не правда ли?

— Я надеялась, что вы меня поймете, — стесняясь, проговорила она. — Я пыталась убедить себя в этом. Скоро произойдет что-то ужасное, лейтенант. Я это чувствую и знаю, что ничего не может это предотвратить… Не спрашивайте меня как… Но когда это случится, в этом будет только ее вина. Своей бесконечной ложью и подлыми дешевыми уловками она из умных людей делает круглых дураков!

— Почему бы вам не попытаться проще смотреть на все это, миссис Крэмер? — вежливо предложил я. — Уверен, все будет хорошо! Мы поймаем негодяя, который покушался на жизнь вашего мужа и по ошибке убил Хофнера. Постарайтесь успокоиться.

— Я очень благодарна вам, лейтенант, — упавшим голосом сказала Салли. — Вы были очень любезны и проявили настоящее терпение, выслушав глупую истеричную женщину. — Ее губы искривились в жалкой пародии на улыбку. — Скажу еще только одно, лейтенант, чтобы позабавить вас: я только недавно поняла, какой была глупой, но теперь уже ничего не поделаешь.

Она толкнула дверцу и мгновенно выскользнула из машины, так что, когда я очнулся, ее уже не было.

Я повернулся назад и посмотрел, как Салли стремительно шла к дому. У меня возникло странное ощущение, которое трудно объяснить, — нечто похожее на то, когда вы впервые слышите китайскую музыку: ваш слух отказывается ее воспринимать, но разум настаивает, что в ней должен быть какой-то смысл, даже если вы не в состоянии уловить мелодию.

Затем я понял, что уже начало седьмого. В это время мне понадобится почти час, чтобы добраться до дома, между тем свидание с Джонни назначено ровно на восемь. Я чувствовал себя ужасно измотанным, хотя не очень понимал почему. Я повернул ключ зажигания, и мотор заурчал. Пошли все они к черту, весело подумал я, выруливая на просторное прямое шоссе. Я сделал для шерифа больше, чем должен, и, если он не согласен, может называть меня Робин Гудом. Я лихо мчался по автостраде, вспоминая пухленькую Джонни и ее недовольную мордашку, которую мне хотелось разжечь, как рождественскую свечку. Я едва мог дождаться назначенного часа.