Том 27. Обнаженная и мертвая

— Вот как? — буркнул я. — У этого человека, должно быть, неплохие доходы. Случайно, не ему принадлежит половина Беверли-Хиллз?

— Ему? — Она резко повернула ко мне лицо, и ее короткие кудри задели меня по щеке. Ровные белоснежные зубки, унаследованные от одного из предков-каннибалов, прикусили пухлую нижнюю губку. — Эл!

— Да?

— Вы сейчас плохо обо мне подумали, — строго проговорила она. — Вы решили, что за квартиру платит мой дорогой папочка, который мне вовсе и не отец, да?

— Что ж, — неохотно выдавил я, — вы все это прекрасно изложили вместо меня.

Джонни поерзала на кушетке, и теперь наши бедра соприкасались уже без малейшего зазора.

— У меня есть очень богатая тетушка, — пояснила она. — Квартира принадлежит ей, а я просто слежу за ней, пока она не вернется домой. Тетушка терпеть не может сдавать квартиру чужим людям.

— И куда же отправилась ваша тетушка? — подозрительно поинтересовался я.

— За границу, года на два. — Она слегка усмехнулась. — Правда, сомневаюсь, вернется ли — она у меня такая сумасбродка!

— Попробуйте только сказать, что она уехала в Бразилию, и я растерзаю вас! — пригрозил я.

— Куда же еще могла отправиться моя тетушка Чарли? — с невинным видом заявила она и вдруг возмущенно вскрикнула: — Эл! Никогда этого не делайте! У вас, по-моему, очень острые ногти!

— Я верю каждому вашему слову, куколка, — сказал я. — Гм… случайно, у вас не завалялась где-нибудь фотография вашей дорогой тетушки?

— Случайно завалялась, — холодно ответила Джонни, — только сейчас у меня нет настроения искать ее. Придется вам поверить мне на слово, Эл. — Она вдруг приблизила ко мне свежее личико и, когда я прижался к ней губами, скользнула ко мне в объятия с такой же точностью, с какой управляемая ракета возвращается на пусковую площадку. Ее сочные полные губки так и напрашивались на грубый мужской поцелуй, и я почувствовал себя в силах наградить таковым эту соблазнительную крошку. Не успел я приступить к делу, как вожделенные губы ускользнули и, легко коснувшись моей щеки, уже защекотали мне мочку уха, а зубки шутливо покусывали ее.

— Эл, милый, — со страстным придыханием прошептала девушка.

Тонкий запах ее духов заставил затрепетать мои обнаженные нервы.

— В чем дело, Джонни? — промурлыкал я.

— Я голодна, — тихо выдохнула она. — Пожалуйста, давайте пойдем куда-нибудь, поедим.

Вот так создавались великие истории любви — Данте и Беатриче, Ромео и Джульетта, Джонни и ближайший ресторан. Я мог бы притвориться глухим на это ухо и проигнорировать ее просьбу, если бы не острые зубки, в нетерпении усиливающие свою атаку.

И я повел ее обедать в «Аншантеман», изо всех сил отгоняя от себя горькую мысль о предстоящих двух неделях голодовки до следующей зарплаты. К тому моменту, когда мы перешли к кофе и бренди, я уже понимал, каким образом Джонни удавалось так напичкать витаминами свою плотную фигурку. Я зажег спичку, чтобы она могла прикурить сигарету, после чего с блаженным вздохом откинулась на спинку стула.

— Как было вкусно, Эл! — восторженно сказала она. — Уверена, вы все время здесь обедаете.

— Да, разумеется, — небрежно подтвердил я. — Каждый год — это для меня ежегодное событие. Остальные триста шестьдесят четыре дня я роюсь в мусорных отбросах. Это составляет такой восхитительный контраст с рестораном, что вы поразились бы!

— Эй! — Она вдруг выпрямилась на своем стуле.

Я нервно оглянулся через плечо:

— В чем дело? Вы увидели свою сумасбродную тетушку Чарли? Или еще кого-нибудь?

— Да нет, просто вспомнила. И что вы утром сделали с мистером Филипом Ирвингом?

— Ничего, — пробормотал я, решительно сопротивляясь искушению рассказать ей обо всем.

— Нет, все-таки вы что-то сделали! — настаивала Джонни. — Меня он даже не замечал, но после вашего ухода весь день бегал кругами и звонил во все колокола.

— Не могли бы вы мне перевести это на английский, а то я ничего не понял, — робко попросил я.

— Конечно, — с готовностью ответила она. — Он вел себя так, будто вы только что исследовали его и сказали, что он действительно червяк, а не просто искусная подделка. Я еще не видела, чтобы Филип Ирвинг так нервничал. Звонил раз пять-шесть своей подруге, и каждый раз они говорили минут по двадцать.

— Своей подруге? — заинтересовался я.

— Это у него единственная женщина, — небрежно заметила Джонни. — Но она не может быть его матерью, потому что у нее другое имя и она замужем. Он всегда просит, чтобы сначала позвонила я и позвала миссис Митчел Крэмер, и строго наказывает сказать, что это звонят из какого-нибудь магазина спросить, не зайдет ли она к ним. Вы бы никогда не подумали, что такое ничтожество, как Ирвинг, может быть таким хитрым и изобретательным, верно?

— Куда еще он звонил, после того как я ушел?

— Спросите лучше, куда он не звонил, — поправила она меня. — В две или три авиакомпании и в несколько пароходных агентств. Должно быть, ужасно разволновался и решил уехать в отпуск.