Читаем Том 27 полностью

Я…{111} сам видел, как Б[ёрн]штейн, рисуясь своей полной осведомленностью, заставил Б[ернай]са поверить (а ведь ты знаешь, как восторженно верит Бернайс, если он уже поверил), что газета «National» целиком и полностью продалась Тьеру, в какой-то мере за наличные деньги. Малыш готов был дать голову на отсечение, что это так, — он в этом отношении неисправим, как и в своем восторженном, смертельно грустном настроении. В течение последних двух недель он шестнадцать раз был на грани отчаяния.

Это — между нами. Значит, относительно твоего приезда сюда я еще раз спрошу Б[ёрн]шт[ейна]; Гейне, как я уже говорил, считает, что ты смело мог бы приехать. Или, может быть, ты пойдешь во французское посольство и попросишь выдать тебе паспорт на основании твоего прусского эмиграционного свидетельства?

Хорошо, что ты сообщил мне о приезде Мозеса. Сей благородный муж пришел ко мне, но не застал меня. Я написал ему, чтобы он назначил мне свидание. Вчера оно состоялось. Он очень изменился. Юношеские кудри обрамляют его голову, красивая бородка придает некоторую грацию его острому подбородку, щеки его покрыты девственным румянцем, но утраченное величие отражалось в его красивых глазах, и он проявил поразительную скромность. Здесь, в Париже у меня выработался очень бесцеремонный тон, потому что без шума и брага не киснет, а этим тоном можно многого добиться у женщин. Но поникший вид некогда потрясавшего мир непревзойденного Гесса почти обезоружил меня. Однако геройские поступки «истинных социалистов», его учеников (об этом ниже) и его не изменившийся внутренний облик снова придали мне мужества. Одним словом, я так холодно и насмешливо встретил его, что у него пропадет всякая охота приходить ко мне. Единственное, что я для него сделал, — я дал ему несколько хороших советов по поводу триппера, который он привез с собой из Германии. У нескольких немецких художников, которых он прежде знал в Германии, он тоже потерпел полное фиаско, Один только Густав Адольф Кётген остался ему верен.

Бременцу{112} надо во всяком случае отдать предпочтение перед швейцарцем{113}, Я не могу написать швейцарцу: 1) потому что забыл его адрес, 2) потому что я не хочу [предлагать]{114} этому типу более низкий гонорар с листа, чем ты предложил бременцу. [Сообщи]{115} поэтому твои предложения бременцу и одновременно пришли адрес этого субъекта. Он хорошо заплатил Б[ернай]су за его плохую брошюру о Ротш[ильде], но надул Пют[мана]: печатал для него, но отложил до бесконечности уплату гонорара, под тем предлогом, что не располагает свободными средствами.

Очень хорошо, что ты пишешь по-французски против Прудона. Надо надеяться, что, когда получится это письмо, брошюра{116} будет уже закончена. Само собой разумеется, что я тебе разрешаю заимствовать из нашей работы{117} все, что тебе угодно. Я также думаю, что ассоциация Пр[удона] сводится к плану Брея[83]. Я совершенно забыл доброго Брея.

Ты, может быть, читал в «Trier'sche Zeitung» о новом лейпцигском социалистическом журнале под заглавием «Veilchen», листки невинной современной критики!! Г-н Земмиг рычит там, как Зарастро:

«В этих священных покояхМести не знает никто,За этой стеной священнойПредателей нет презренных.И тогда, опираясь на дру-у-у-у-ужескую руку,Перейдет он в лучший мир без горести и муки»{118}.

Но у него, к сожалению, нет необходимого баса, как у блаженной памяти Рейхеля. Зарастро-Земмиг приносит здесь жертвы трем божествам: 1) Гессу — 2) Штирнеру — 3) Руге — всем сразу. Первые двое [проникли]*** в глубины науки.

Этот листок или «фиалка» — самый большой вздор, какой я когда-либо читал. Такое тихое и в то же самое время беззастенчивое сумасшествие возможно только в Саксонии.

Как бы было хорошо, если бы мы могли еще раз написать главу об «истинных социалистах» теперь, когда они развились во всех направлениях, когда выделились вестфальская школа, саксонская школа, берлинская школа и т. д., наряду с одинокими звездами, вроде Пютмана и т. д.[84] Их можно было бы подразделить по небесным созвездиям: Пютман — Большая Медведица и Земмиг — Малая Медведица, или Пютман — Телец, а Плеяды — его восьмеро детей. Рога он все равно заслуживает, если у него их нет. Грюн — Водолей и т. д.

Перейти на страницу:

Все книги серии Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений

Похожие книги

Что такое философия
Что такое философия

Совместная книга двух выдающихся французских мыслителей — философа Жиля Делеза (1925–1995) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930–1992) — посвящена одной из самых сложных и вместе с тем традиционных для философского исследования тем: что такое философия? Модель философии, которую предлагают авторы, отдает предпочтение имманентности и пространству перед трансцендентностью и временем. Философия — творчество — концептов" — работает в "плане имманенции" и этим отличается, в частности, от "мудростии религии, апеллирующих к трансцендентным реальностям. Философское мышление — мышление пространственное, и потому основные его жесты — "детерриториализация" и "ретерриториализация".Для преподавателей философии, а также для студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук. Представляет интерес для специалистов — философов, социологов, филологов, искусствоведов и широкого круга интеллектуалов.Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного центра в Москве, а также Издательства ЦентральноЕвропейского университета (CEU Press) и Института "Открытое Общество"

Жиль Делез , Жиль Делёз , Пьер-Феликс Гваттари , Феликс Гваттари , Хосе Ортега-и-Гассет

Философия / Образование и наука