Том 27

При сем почтовый перевод на один фунт, выполнение формальностей остается прежним. У моего покупателя — нашего приказчика — в последнее время, по-видимому, были большие расходы, и он не хочет брать у фирмы слишком много денег сразу. Он явно не хочет идти на это, — а я не оказываю на него, разумеется, слишком большого давления. Сам я, в связи с расходами на лондонскую поездку[177], сильно поиздержался, иначе я с удовольствием выслал бы тебе всю сумму; таким образом, я вынужден сегодня ограничиться выполнением обязанности обычного консигнатора и выслать тебе половину стоимости в качестве аванса. Вторая половина последует, самое позднее, в первых числах февраля; возможно и раньше, а именно, когда фирма отошлет моему старику^{250} письмо с сообщением об уплаченных мне суммах.

Джонс был здесь, и выступил против своих врагов на публичном собрании в их собственном помещении[178]. Ему возражали Лич и Донован. Дебаты были не совсем такими, как я ожидал. Мелкие военные хитрости с обеих сторон, много скандальных историй, которые послужили утешением при недостатке некоторых прелестей лондонской жизни. Джонс превосходит своих противников декламаторским талантом. Лич, напротив, чрезвычайно невозмутим, но временами ужасно абсурден. Донован — низкий интриган небольшого масштаба. Впрочем, благодаря «Neue Rheinische Zeitung»^{251} и моему присутствию Джонс был вынужден объявить себя красным республиканцем и сторонником национализации земельной собственности. Лич, напротив, выступил в качестве решительного сторонника кооперативных обществ, в частности, также и потому, что они отвергают политическую агитацию. Впрочем, этих обществ в Ланкашире, по-видимому, теперь очень много, и Джонс и его друзья опасаются, что при всяком союзе между ними и чартистами они могут овладеть чартистским движением. Это обстоятельство объясняет некоторые из тех уступок, которые Гарни счел нужным сделать им.

Результат выступления Джонса — максимум того, на что можно было рассчитывать; в качестве решающего пункта спора между ним и манчестерским Советом чартистов он выдвинул вопрос о признании лондонского Исполнительного комитета. Голоса разделились поровну, несмотря на то, что Лич и компания имели в своем распоряжении около трех часов, чтобы привести на собрание своих людей, и их пришло изрядное количество. Вначале, когда состав слушателей был чисто случайным (Лич рассчитал, что Дж[онс] не может быть здесь раньше 9 часов, а тот явился уже в 8, что Л[ичу] пришлось очень не по душе), Дж[онса] встретили с энтузиазмом.

В обществе чартистов, которых он хочет привлечь на свою сторону или крепче привязать к себе, Джонс отнюдь не так наивен, как в нашей среде. Он весьма себе на уме. Пожалуй, даже чересчур; — мы-то во всяком случае его «намерение видим»^{252}.

Из друзей Г[арни] здесь один — скучный шотландец, беспредельно чувствительный и потому бесконечно многоречивый; другой — маленький, решительный и горячий парень; степень его интеллектуальных способностей мне еще не ясна; третий, о котором Гарни мне ничего не говорил, Робертсон, кажется мне наиболее разумным из всех. Я постараюсь организовать с этими парнями маленький клуб или регулярные встречи и буду с ними обсуждать «Манифест»^{253}. У Гарни и Джонса здесь много друзей, а у О'К[оннора] много тайных врагов, но пока он не совершит поступка, который серьезно скомпрометирует его публично, его здесь официально свалить не удастся. Впрочем, Д[жонс] выражался на собрании о нем и о Рейнольдсе так непочтительно, как только было возможно.

Хорошее известие, касающееся меня, сообщил мне на днях мой зять^{254}: мой предполагаемый американский компаньон был в Лондоне, и после состоявшейся между ними обоими беседы выяснилось, что я не тот человек, который нужен в его деле. Таким образом, вопрос об Америке отложен на неопределенное время, так как теперь без моего согласия не может быть выработан ни один новый проект.

Сердечный привет твоей жене и детям.

Твой Ф. Э.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

52 МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ [179] В МАНЧЕСТЕР

[Лондон], 22 января 1851 г.

Дорогой Энгельс!

Ты безмолвен, как смерть. При сем посылаю тебе: 1) заявление Освальда Дица против Пфендера и Бауэра^{255}, напечатанное в базельской «National-Zeitung»[180]; 2) клеветническую статью, состряпанную против нас г-ном А. Руге вместе со Струве и Виллихом[181]. Ты должен не позже, чем через два дня, отослать мне эту дрянь и сказать, что мы должны предпринять против № 2. Если ты составишь нечто вроде заявления, то пришли его также мне. К. Шрамм сам опубликует свое заявление.