Том 27

Что ты скажешь по поводу этого образцового произведения Атта Тролля^{256} и скрывающегося за его спиной «выдающегося решительного мужа Струве», а также и «бравого Виллиха»? Это уж слишком. Газета случайно попала мне в руки у Бамбергера. Кто же еще читает и знает «Bremer Tages-Chronik. Organ der Demokratie»?

Бауэр и Пфендер, конечно, не ответят. Для них в данный момент молчание во всяком случае — самое благоразумное.

Я еще не имею никаких известий ни от Шабелица, который хотел взять на себя продолжение издания нашего «Revue», ни от Беккера, который хотел взяться за издание моих сочинений[182]. Все мои шаги в отношении г-на Шуберта пока ни к чему не привели. Если Хаупт сможет найти адвоката, который возьмет на себя это дело, то он затеет против него процесс[183].

Как поживают Мери и Лиззи? И прежде всего, что делаешь ты сам? Гарни был как-то вечером у меня вместе с Пипером, Эккариусом и др. и был очень весел, пока его «драгоценная супруга» не утащила его почти насильно. «Влекла она его наполовину, наполовину он склонялся к ней»^{257}.

Твой К. М.

Впервые полностью опубликовано на языке оригинала в Marx — Engels Gesamtausgabe. Dritte Abteilung, Bd. 1. 1929 и на русском языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса. 1 изд., т. XXI, 1929 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

53 ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ В ЛОНДОН

[Манчестер], суббота, [25 января 1851 г.]

Дорогой Маркс!

Очень мило с твоей стороны говорить, что я безмолвен, как смерть, но я все же воздержусь от такого же упрека тебе.

Низкое вероломство померанца Руге в самом деле переходит все границы. Проще всего будет, если ты составишь заявление, которое мы оба подпишем. Отдельные личные замечания, если они крайне необходимы, могут быть прибавлены в виде примечаний и подписаны каждым из нас в отдельности. Я не знаю, нужно ли, чтобы я частным образом еще что-нибудь прибавил, разве только, что я в своем положении коммерсанта сохранил свою полную независимость и что мои «хозяева» не могут приказать мне подписывать трогательные обращения к господу богу, подобно тому как г-ну Руге, несмотря на все его прежнее атеистическое бахвальство, приказывает его начальник Мадзини[184]; далее, что я избрал этот путь, чтобы не быть поставленным в необходимость жить демократическим попрошайничеством, что весьма по душе разным филистерам, которых г-н Р[уге] нам противопоставляет — или что-нибудь в этом роде. Скажи мне, считаешь ли ты это необходимым.

Статья, полная нравственного негодования и колоссального вранья, дает, впрочем, прекрасный материал для насмешки. Она вместе с тем наводит на след интриг Руге. Что г-н Р[уге] и Европейский комитет Мад[зини][185] должны были сильно поразить благородного попа Дулона и что среди этих северогерманских и нижнесаксонских плаксивых демократов, подправленных бременским водянистым беллетристическим соусом, могла быть найдена единственно подходящая почва для возвышенных мадзиниевских манифестов в Германии — все это чрезвычайно естественно. Эти господа, как «Друзья света»[186], должны были найти в Ронге — Мадзини и вернувшемся к богу Руге желанных союзников, а честь состоять в официальной переписке с величайшими людьми европейской добропорядочной демократии в качестве «немецкого комитета» должна была, конечно, заставить мягкотелого попа Дулона быть снисходительным к самой низкой клевете против «фривольных» и безбожных господ из «Neue Rheinische Zeitung». Руге также стал храбрым лишь с тех пор, как он вообразил, что «Revue» умерло. Но я думаю, что он ошибается и что над его уродливой головой скоро разразится настоящая гроза.

Может быть, стоило бы, — так как мы ведь не можем поднять большого шума по поводу этой статьи и можем ответить на нее лишь в «Tages-Chronik», — потихоньку обработать Дулона через его друга, Красного Беккера^{258}? После этой низкой клеветы мы даже не уверены в том, что ответ наш будет принят.

Неясно, как день, что глупая манера Шрамма и необдуманное бахвальство, которое он, если судить по этой статье, допустил, будучи у своего брата^{259}, только придали этим ослам смелости разразиться такой грубой руганью против нас, «одиноких и всеми покинутых». Этот человек теперь сам увидит, орудием какой подлости он стал, и он должен будет также понять, что своей глупостью больше вредит себе, чем другим. Великий Р[уге] не оказывает ему даже и наполовину такого внимания, какое оказывает Теллерингу. «К. Шр[амм], не смешивать!»[187] Что поделывает теперь этот молодец? Это дело не имеет большого значения. Лживые и плохо понятые сплетни, тяжеловесные и непонятные инсинуации и чванливое морализирование — мы, слава богу, переносили и не такие атаки! Неприятно только, что эта история очень расстроит твою жену, а это весьма нежелательно при ее теперешнем состоянии.