— Я пробовала их, — серьезно заявила она, — но мне не понравилось.
— Рад это слышать.
— Ребячество. Но Джонни и был большим ребенком. Кроме того, марихуана — это только начало. Через некоторое время тебе уже нужен героин, и, прежде чем ты успеешь опомниться, уже становишься рабом наркотиков. А что вы думаете по этому поводу, Эл? Мне приятно чувствовать себя свободной от каких-либо привычек, я люблю делать то, что мне нравится. А вы любите делать то, что вам нравится, Эл? Вы выглядите очень молодо для полицейского офицера. Я думала, все они — высушенные воблы, бездушные и безразличные. Но вас я нахожу достаточно темпераментным. А что вы думаете обо мне?
— Я…
— Можете не отвечать. — Она ослепительно улыбнулась. — Вижу, что вы не ошибаетесь, так как чувствуете себя не в своей тарелке. Вы уже в четвертый раз взглянули на мои ноги, с тех пор как я села рядом с вами на кушетку. Хочешь поцеловать меня, Эл?
Я поперхнулся дымом и затушил сигарету в вазочке.
— Отец пришел бы в полный восторг, если бы увидел это, — сказала она. — Вазочка — творение восемнадцатого века. Вы первый человек, который хоть для чего-нибудь ее приспособил.
— О вашем брате, — попытался я вновь, — вы не можете мне сказать, почему он…
— Можешь не думать о Тальботе, — без всякой связи сказала она. — В его обязанности не входит беспокоить своих хозяев, сюда он не войдет. Другие слуги на кухне, в другом конце дома. Ты можешь меня взять, Эл, если хочешь. У меня еще никогда не было любовника-полицейского. Это возбуждает! Конечно, ты должен быть осторожен. Можешь поцеловать меня, потискать немножко — и больше ничего. Только после этого я смогу твердо сказать, хочу я тебя или нет.
Возбуждение начало овладевать мной. Я быстро встал с кушетки и уселся в кресло, которое стояло напротив. Здесь я чувствовал себя в большей безопасности.
— Пожалуйста, — взмолился я. — Все, что я хочу, — это задать несколько вопросов.
— И ты не хочешь меня? — Ее синие глаза стали еще больше. — Разве ты не считаешь меня привлекательной?
Может, ты предпочитаешь, чтобы я обняла и поцеловала тебя первой?
— Я предпочитаю, чтобы ты оставалась там, где сидишь, и заткнулась, — рявкнул я.
Ее губы искривились.
— Сейчас ты грубишь и кричишь на меня, Эл. Тебе что, не нравятся брюнетки?
— Ты очень красива, — сказал я, — Я люблю таких красивых брюнеток, как ты. Мне бы очень хотелось обнять и поцеловать тебя, но я здесь присутствую официально, по делу. Я полицейский и сейчас нахожусь при исполнении своих служебных обязанностей. Мне платят за это жалованье. Вопросы есть?
— Я вижу, что у тебя есть чувство долга, Эл, — сказала она. — Я не хочу приводить тебя в замешательство, чтобы не вызвать у тебя комплекс неполноценности. Задавай сперва свои вопросы, а когда ты закончишь, мы можем заняться любовью. — Она откинулась на подушки кушетки и скрестила ноги. — Давай начинай! — сказала она.
— Можете ли вы назвать хотя бы одну причину, по которой ваш брат мог быть убит? — спросил я, медленно переводя дыхание. — Понимаю, что вам больно слушать эти вопросы, но я надеюсь, что вы понимаете…
— Больно? — Она вежливо рассмеялась. — Ты ведь ничего не знаешь, Эл. Я ненавидела своего брата с тех пор, как начала ходить, и задолго до того, как начала говорить. Он был жестоким и отвратительным. Знаешь, как некоторые мальчишки отрывают крылья мухам?
— Да, — заметил я, — но…
— Джон принадлежал к категории людей, которые предпочитали выдергивать руки тем мальчишкам, которые выдергивали лишь крылья мухам, — сказала она. — И наслаждаться этим.
— Что ж, в таком случае мне легче будет задавать свои вопросы.
— Я не переживаю, я радуюсь, — сказала она. — Я бы сейчас с удовольствием напилась, если бы не бросила употреблять все алкогольные напитки, Эл. Алкоголь — это слабая форма наркотика. Формируется привычка, а я хочу быть абсолютно свободной от любых привычек.
— Это хорошо, — промямлил я.
— Я не курю по той же самой причине, — сказал она.
— Но от осторожных любовных утех вы не отказываетесь?
— Это не имеет ничего общего с привычками, — медленно улыбнулась она. — Это биология. Опасно подавлять в себе биологические реакции, Эл. Это…
Я заскрипел зубами.
— Я понимаю, — сказал я. — Это вызывает депрессию и невроз.
— Точно.
Я заговорил яростным шепотом:
— Не знаете ли вы, кто мог убить вашего брата и по какой причине?
— Ну конечно знаю, — твердо сказала она. — Любой, кто знал его, мог бы иметь мотив для убийства.
— А в частности?
— Ну, — сказала она нерешительно, — например, я, или отец, или Тальбот. Затем повар и Элси, наша служанка, и Дженнинг, садовник. Затем молочник и…
— Это очень смешно, — холодно остановил я ее. — Да?
Я мог бы поклясться, что в ее глазах сквозило истинное изумление, когда она взглянула на меня.
— Я не хотела шутить.
— Кроме вашей семьи и слуг, — сказал я, — можете ли вы припомнить кого-нибудь еще?
— Нет, — сказал она. — Джонни не жил с нами последние три месяца. До этого я старалась видеться с ним как можно реже. Так было безопаснее.
— Безопаснее?