Том 28. Статьи и речи

Свои показания перед Комиссией он закончил следующими словами: «Я полагаю, следует прежде всего обратить сугубое внимание публики на тот факт, что, в то время как в судах высшей инстанции для богатых истец ничего не платит для покрытия расходов на жалование судьям, приставам и т. п., в судах графств, судах для бедных, тяжущиеся обложены всевозможными поборами на покрытие упомянутых расходов и, сверх того, другими тяготами, и государство не стыдясь вымогает у них этот ничтожный доход. Я не могу понять, как может кто бы то ни было, кроме, пожалуй, очень робкого канцлера Казначейства, оправдывать или даже терпеть столь вопиющую явную и жестокую несправедливость».

В заключение я полагаю или, даже можно сказать, убежден, что если к голосу моего ученого друга м-ра Уил-мора и ему подобных людей станут прислушиваться, то очень скоро от нашей обширной коллекции весьма забавных шуток коронных и совестных судов не останется никакого следа. И что явной целью этих тупоголовых реформаторов является сделать Закон и Справедливость понятными и доступными и обеспечить Правосудию всеобщее уважение. Наконец, что расчистить хлам, вымести мусор, убрать паутину и покончить с целой уймой дорогостоящих и убийственных шуток, это далеко не шуточное дело. И пожалуй, оно не вызовет улыбки ни в одном из судебных установлений, расположенных в Вестминстер-Холле.

23 сентября 1853 г.

О ТОМ, ЧТО НЕДОПУСТИМО

Согласно английским законам, никакое явное преступное деяние не может остаться без должного возмездия. Как утешительно это знать! Меня всегда глубоко восхищало английское правосудие, простое, дешевое, всеобъемлющее, доступное, непогрешимое, сильное в поддержке правого, бессильное в потворстве виновному, чуждое пережиткам варварства, явно нелепым и несправедливым в глазах всего мира, оставившего их далеко в прошлом. Радостно видеть, что закон не способен ошибиться — дать маху, как говорят наши американские сородичи, или взять под защиту негодяя; радостно созерцать все более уверенное шествие Закона в судейском парике и мантии, ведущего за руку беспристрастную богиню правосудия по прямой и широкой стезе.

В настоящее время меня особенно поражает величие закона в деле охраны своих скромных служителей. Наказание за любое правонарушение в виде денежного штрафа — мера, настолько просвещенная, настолько справедливая и мудрая, что, право, всякая похвала была бы излишней, но кара, постигающая подлого негодяя, нанесшего телесное увечье полицейскому, приводит меня в состояние восторга и умиления. Я постоянно читаю в газетах о том, что подсудимый, имярек, приговорен к принудительным работам сроком на один, два, а то и три месяца и тут же читаю протоколы полицейского врача о том, что за указанное короткое время столько-то полицейских прошли лечение от подобных увечий; столько-то из них вылечились, пройдя очищение страданием, на что преступники и рассчитывали, судя по характеру нанесенных ранений; а столько-то, став увечными и немощными, были уволены со службы. И таким образом я знаю, что зверь в образе человека не может утолить свою ненависть к тем, кто пресекает преступления, сам не пострадав при этом в тысячу крат сильнее, нежели предмет его ярости, и не послужив тем самым суровым примером в назидание другим. Вот когда величие английского закона наполняет меня тем чувством восторга и умиления, о котором я говорил выше.

Гимны, звучавшие в последнее время в моей душе в честь решимости закона пресечь, путем суровых мер, угнетение Женщины и дурное обращение с ней, нашли отклик в наших газетах и журналах. Правда, мой неуживчивый друг, носящий удивительно неподходящее имя — Здравый Смысл, — не совсем удовлетворен на этот счет. И он обратился ко мне с такими словами: «Взгляни на эти зверства и скажи, считаешь ли ты шесть лет (а не шесть месяцев) самой тяжелой каторги достаточным наказанием за такую чудовищную жестокость? Прочти о насилиях, список которых растет день ото дня, по мере того как все больше и больше страдальцев, черпая поддержку в законе, вошедшем в силу шесть месяцев назад, заявляют о своем долготерпении. Ответь: что же это за правовая система, которая с таким опозданием предлагает столь слабое средство против такого чудовищного зла? Подумай о насилиях и убийствах, скрытых во тьме последних лет, и спроси себя, не звучит ли твое теперешнее восхищение законом, так робко утверждающим первооснову всякого права, насмешкой над благодетельными сводами законов, громоздящимися на бесчисленных полках?»

И вот так мой неуживчивый друг язвит меня и мною обожаемый закон. Но с меня довольно того, что я знаю: мужчине калечить или медленно сводить в могилу жену или любую женщину, живущую под его кровом, и не понести наказания, как подсказывает справедливость и чувство человечности, — это то что недопустимо.