Том 28. Статьи и речи

— А теперь, — сказал лорд-мэр Лондона, — теперь возьмем моих увешанных орденами друзей — представителей иностранных дворов. Они самым учтивым образом уверяют гостей, что когда они сообщают своим правительствам, что имели честь обедать у лорд-мэра, их правительства просто умирают от восторга. А я надеюсь, — сказал лорд-мэр, подобострастно улыбаясь, — я надеюсь, что их превосходительства — мои дипломатические друзья — обычно говорят то, что думают.

— Какие чувства выражают представители армии и флота, когда они приходят на обед в ратушу или во дворец лорд-мэра? Не то, чтобы они утверждали, будто наши бравые солдаты и отважные моряки рвутся в бой, подбодряя друг друга великим национальным кличем: «Лорд-мэр!», но можно сказать, что они не далеки от этого. Они намекают, что храбрость наших защитников катастрофически упала бы, если бы не было лорд-мэра; что Нельсон и Веллингтон всегда думали о лорд-мэре (без сомнения, именно так оно и было), когда совершали свои самые блестящие подвиги, и что они всегда ожидали от лорд-мэра высочайших наград (без сомнения, именно так они и делали). А я думаю, — сказал лорд-мэр, подобострастно улыбаясь, — я думаю, что мои достойные и доблестные друзья — фельдмаршалы и адмиралы нашей прославленной страны — не станут зря говорить комплименты.

— Мои высокопреосвященные друзья архиепископы и епископы уж во всяком случае не занимаются праздной болтовней, — сказал лорд-мэр. — и все же, когда они оказывают мне честь, не задумываясь (я бы сказал) над тем, что они будут есть и что они будут пить, но с величайшей учтивостью съедая и выпивая (я горжусь этой мыслью) не меньше, чем на сумму в три фунта стерлингов на человека, они не отстают от всех прочих. Они видят в лорд-мэре столп великого здания церкви и государства; они знают, что лорд-мэр необходим для истинной веры; они глубоко убеждены в том, что лорд-мэр — общественный институт, который нельзя затронуть, не подвергая опасности ортодоксальное благочестие. А если я не ошибаюсь, — сказал лорд-мэр, подобострастно улыбаясь, — если я не ошибаюсь, слова моих личных друзей — пастырей церкви, архиепископов и епископов, заслуживают полного доверия.

— Мои высокочтимые и ученые друзья судьи! — с восторгом вскричал лорд-мэр. — Когда они обедают за моим столом, они не поощряют рекомендаций продажных комиссий. Наоборот, из их речей я заключаю, что они не в состоянии понять, каким образом в этой стране могли бы осуществляться правосудие и справедливость, если бы была уничтожена должность лорд-мэра. Из их слов мне становится ясно, что именно лорд-мэр каким-то образом заставляет судей быть честными: что если бы не было лорд-мэра, они стали бы нечестными: что если бы они не обедали у лорд-мэра по крайней мере раз в год, они не могли бы удержаться от взяток и тому подобных проступков. А ведь мне кажется, общее мнение состоит в том, — сказал лорд-мэр, подобострастно улыбаясь, — что мои друзья — судьи, стоящие на страже закона, умеют как следует излагать суть дела присяжным.

— То же самое можно сказать о моих почтенных друзьях-законодателях членах палаты общин, о моих благородных и совещательных друзьях — членах палаты лордов и о моих ученых друзьях — представителях свободной профессии адвокатов! — Воскликнул лорд-мэр. — Все они уверены (когда приходят на обед), что без лорд-мэра — именно лорд-мэра, и никого другого, кроме лорд-мэра, — произойдет то, что я называю национальной катастрофой. Все они согласны с тем, что общество — нечто вроде бочки, состоящей из большого количества досок, скрепленных очень малым количеством обручей: и что лорд-мэр Лондона — такой крепкий обруч, что если его снять, то все доски развалятся и вся бочка разлетится. Это чрезвычайно утешительно, это чрезвычайно важно, это чрезвычайно достойно, это чрезвычайно справедливо. Я горжусь этим глубоким убеждением. Ибо я уверен, — сказал лорд-мэр, подобострастно улыбаясь, — я уверен, что это выдающееся собрание моих красноречивых и велеречивых друзей уж во всяком случае способно произносить речи.

— Итак, милорд, — продолжал лорд-мэр, снова обращаясь к зеркалу после короткой паузы в перечислении блестящего круга своих знакомых, что заставило его сильно надуться, — итак, вопрос сводится к следующему. Приезжают ли все эти выдающиеся лица ежегодно в Лондон, чтобы произносить о вас традиционные речи, нисколько во заботясь об их смысле, совсем как мальчишки в том же месяце произносят речи о Гае Фоксе;[144] или же они действительно приезжают для того, чтобы вас поддерживать. В первом случае вы попадете в неприятное положение человека, который точно знает, что они смеются над вами, когда уходят домой; во втором случае вы будете иметь счастье быть уверенным, что комиссия, которая по сути дела объявила вас, — с вполне естественной неохотой протянул лорд-мэр, — объявила вас вышеупомянутым шарлатаном, что эта комиссия — шайка ничтожных лжецов и злодеев.