Том 3

Да, точно, они были родственники. Оба Холмовы. Всадник, Кузьма Фомич Холмов, доводился милиционеру, Ивану Холмову, дядей. Вся вина немолодого дяди перед молодым и грозным племянником состояла в том, что Кузьма не вернул колхозу коня по кличке «Кузьма Крючков».

И в районе и в станице знали, что на этом постаревшем, но еще резвом для своих лет коньке Кузьма Холмов прослужил табунщиком пятнадцать лет. Всего же на колхозной коневодческой ферме он проработал более тридцати лет. И вот совсем недавно ферму, как нерентабельную, ликвидировали. Тех лошадей, какие похуже, отправили на мясокомбинат, а тех, что получше, маток и двух жеребцов, продали соседнему конезаводу.

На заседании правления колхоза было решено отобрать коня у оказавшегося без дела табунщика. В протоколе были и такие слова: «…и предложить табунщику Холмову в трехдневный срок своим ходом отправить вышеуказанного Кузьму Крючкова на мясокомбинат и сдать там такового под расписку…» Но Кузьма Холмов воспротивился и решение правления не выполнил.

Тогда дело о непокорном табунщике было передано сперва райпрокурору, а затем и в райотдел милиции. Видя, что тучи над ним сгущаются, Кузьма подседлал своего Кузьму Крючкова и ускакал в горы. Неделю скрывался в лесистом ущелье. Приезжал в станицу только ночью, чтобы запастись харчами. Но и через неделю в райотделе милиции не забыли о преступном беглеце. Укрывшегося в горах табунщика поручили изловить Ивану Холмову — участковому станицы Весленеевской. Иван горячо взялся за дело. Но поймать дядю в горах было не таким простым делом. Вот и стоял Иван на берегу и раздумывал, как же ему изловить преступника. А на него с укоризной смотрел до седла забрызганный водой и тяжело гонявший боками Кузьма Крючков.

Был Кузьма Холмов немолод, но еще крепок. В узком, затянутом в талии бешмете, в просторных в шагу шароварах на очкуре, в надвинутой на лоб кубанке, он выглядел еще молодцевато. Лицо сухое, как у горца, заросло седой, давно не бритой щетиной, усы белесые и пучкастые, как у старого кота.

«И зачем ему нужен конь, зачем?» — думал Иван.

— Брось дурака валять, дядя Кузьма! — крикнул он охрипшим голосом.

— На, племянничек! Выкуси! — Кузьма показал племяннику дулю. — Споймал, а? — Он кричал, точно желая заглушить шумливую речку. — Куда там твоим паршивым колесикам до моего тезки!

И весело смеялся.

— Не зубоскальничай, дядя Кузьма! — осипло крикнул Иван. — А то плакать придется! Все одно изловлю! Не таких ловили!

— Руки коротки, племяш!

— Прошу тебя, дядя Кузьма, сдавайся добровольно!

— А черта лысого не хотел?! — И опять смеялся. — Все одно на своем паршивом моторчике за моим Кузьмой Крючковым тебе не угнаться!

— Не кичись! Не радуйся! Живьем возьму и доставлю куда следует! Не я буду Иван Холмов! Прошу тебя, дядя, пойми! Положение твое безвыходное.

— А ты можешь войти в мое положение?

— Верни лошадь колхозу. Вот и все твое положение!

— А как жить без коня?

— Проживешь! Все люди живут без лошадей, и ничего!

Речка текла, торопилась. Шумела тягуче, монотонно, и не было ей никакого дела до того, о чем на ее берегах вели речь дядя и племянник.

— То люди! А то я! — кричал Кузьма. — Эх ты! А еще называешься племянничком! Зверюка, а не племянник! И в кого такой бессердечный уродился? Все в роду Холмовых люди как люди, один ты такой бессердечный выродок.

— Прекрати болтовню! Говори, сдаешься?

— Иди ты, Иван, к черту! Вот с ним, с рогатым, и потолкуй!

И Кузьма умело, как это делают горцы, накинул на плечи бурку, носком стоптанных черевик прикоснулся к стремени, и сухое, еще гибкое тело его уже было в седле. Не спеша поправил бурку, так что она до хвоста укрыла спину коня, на затылок сдвинул кубанку и, не оглядываясь, важно, шагом, чуть набок сидя в седле, на манер горцев, поехал по ущелью. Какое-то время в зелени веток покачивалась кубанка и темнели острые плечи бурки. Потом и они исчезли.

Иван с тоской глядел ему вслед. От злости заскрежетал зубами и пошел к речке. Встал на торчавший из воды плоский камень и начал умываться. Ему было жарко, и он окунул голову в холодную воду. Встряхивая мокрыми волосами, Иван не утерпел и еще посмотрел туда, где скрылся Кузьма. Думал, может быть, дядя одумался и вернулся. Нет, в зелени леса никого не было.

— Готовый бандюга! — зло сказал Иван, подходя к мотоциклу. — Ну ничего, долго в горах гулять тебе не придется! Все одно в моих руках будешь!

Глава 2

Полночь. Спала Весленеевская, раскинув хаты по берегам Кубани и речки Весленеевки. Ни в одном окне не было огонька. Редкие фонари на столбах, что стояли на площади, светили тускло.

Как вор, ехал Кузьма не по улице, а огородами. Спешился и в поводу, осторожно, подвел коня к дому брата Игната. Постоял возле сенцев, постучал в дверь рукоятью плети, сказал:

— Братуха! Выдь на минутку!

Игнат услышал стук и знакомый голос. Нехотя поднялся с постели. Загремев засовом, Игнат в одних подштанниках показался на пороге.

— Полуночничаешь, Кузьма?

— Прибыл до тебя за советом.

— Один тебе совет был и есть: поезжай к Ивану и сдай ему коня.