Читаем Том 3 полностью

Ланцов. Постиг… и не рассудком, где у тебя сидят совсем противоположные примеры. С кого их брать? Где вы встретите начальничка, который вне очереди не полезет за квартирой? Наши заводские все давно оформились. И я пошел в бригаду по той же показательной тропинке. И сам не знаю, как это случилось, но полюбил я вас. Святая мы нация… чистая. Что-то в нас заложено такое… словом, пусть горит моя квартира. По закону получу. (Резко.) И я прошу — ни слова об этом деле на будущее. (Тихо, с чувством.) Вы чутко подошли ко мне… очень дорожу… не позабуду… Потому что о чуткости много болтовни бывает, а в жизни эта штука дефицитная. Очень дорожу.

Входит Родин.

Николай(доля официальности и волнения). Григорий Григорьевич, разрешите мне вручить вам…

Родин(смущен, не понимает). Позволь, что такое… я ведь к тебе… Но ежели у вас что-то случилось, то выкладывайте.

Николай. Вот, возьмите. (Отдает объемистую папку.) Мы работали над этим планом со дня рождения нашей бригады. Это и есть комплексный план повышения производительности труда.

Родин(посматривая на папку). Молодые люди, я тридцать лет на заводе и дошел до самой точной мысли: секрет производительности труда заключается в любви к труду.

Сева. Любовь без соответствующих мер кончается ничем. Нам надоели громкие слова.

Родин. Что-то много и очень сложно. (Листает бумаги.)

Николай. Век сложный… автоматика, электроника.

Родин. Чье это? Мысль… первоначально… комплекс? Чья? Ваша?

Юра Белый. У Ленинграда взяли.

Юра Черный. В бригаде Миши Ромашова.

Родин. Это еще что за Миша?

Толя. Газеты читать надо.

Родин. Отстал… Это ты к нему ездил?

Николай. К нему.

Родин. О да… фронт у вас. (Листает.) Умно как будто… непрерывность… Непрерывность — вещь огромная. А мы урывками. Вы из думающих.

Дон Карлос. Да уж как-нибудь.

Родин. Чей голос слышу?

Дон Карлос. Мой.

Родин. И Карлос тоже принимал участие?

Толя. И Карлос тоже…

Родин. Скажите… Трогает это. Хозяевами быть хотите. Не спорю. Чистые руки составляли эту штуку. Да-да… Волнует. Ишь ты… «Мастер должен следить…». Должен! А он не следит.

Сева. И часто не следит.

Родин. А ты не подпускай.

Сева. Чего?

Родин. Яду.

Сева. Так уж… прямо-таки яд?

Родин. Ты очень ядовитый. Но я не спорю. Взгляд у вас хозяйский.

Толя. Так ведь сама бригада направлена против равнодушия и косности. Мы бросаем вызов…

Родин. Вызов?

Юра Белый. Вызов.

Родин. Кому?

Юра Белый. Хотя бы вам, Григорий Григорьевич.

Родин(со вздохом и бесстрастием). Было… было это, мальчики. Чего вы требуете? Подай вам комплекс всяких удобств, подай вам то, это, пятое, десятое. Работал и я в тепличных условиях и никаким примером рабочему не служил. Рабочий меня не уважал и не любил за то, что я работал под стеклянным колпаком. Вы, восемь, хотите жить в исключительных условиях, а на остальную тысячу вам наплевать.

Николай. Пусть и они…

Родин. Тебе за шею капает. А им не капает? Пол не такой, выбоины, а они ходят по узорному паркету? И так далее и тому подобное, что нам с тобой мешает. Но ты гений. Очень приятно. Пойди к директору и доложи. Директор пойдет к председателю совнархоза и доложит. А тот доложит самому правительству. А правительство ответит, что ваш завод по плану под реконструкцию попадает ровно через три года. А пока будьте любезны работать на старом заводе.

Толя(с безнадежностью). И весь наш план — филькина грамота.

Николай(Толе). Уйди… Скоро ты демобилизуешься.

Толя. Ну, знаешь… надо быть действительно гением, чтобы… Против чего тут возражать?

Николай(до крика). Ты тоже насмехаться… Хватит! (Свирепея.) Отчего я не хожу к вам за советами, Григорий Григорьевич… вы человек несвежий.

Родин(удивлен, не понял). Какой, какой?

Николай. Несвежий человек и даже мутный. Какую вы идею нам развиваете? Вы развиваете идею равнодушия. «За вас подумано, ваше дело вкалывать». Вот где трижды проклятый источник безразличия, безнадежности и всякой пошлой обывательщины…

Родин(так же, как и Николай). Крышу без тебя залатают… ты человека возьми залатай.

Николай. Да?

Родин. Да.

Николай. Тогда за каким дьяволом вы мне поперек горла становитесь?.. Для меня в этом плане самое дорогое — человек, мыслящий, горячий, новый, коммунистический. Крыша — дело пятое. Можно потерпеть. Но человек не жестянка… Когда он ржавеет, это страшно. Не запускайте человека. А вы нам разводите ахинею безразличия. Уйдите.

Родин. Ты свежий? Ты коммунистический? Вы человека залатайте. Сумейте удержать одного Ланцова. Я вам в ноги поклонюсь.

Ланцов. Удержали… кланяйся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.Ф. Погодин. Собрание сочинений в 4 томах

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Ладога родная
Ладога родная

В сборнике представлен обширный материал, рассказывающий об исключительном мужестве и героизме советских людей, проявленных в битве за Ленинград на Ладоге — водной трассе «Дороги жизни». Авторами являются участники событий — моряки, речники, летчики, дорожники, ученые, судостроители, писатели, журналисты. Книга содержит интересные факты о перевозках грузов для города и фронта через Ладожское озеро, по единственному пути, связывавшему блокированный Ленинград со страной, об эвакуации промышленности и населения, о строительстве портов и подъездных путей, об охране водной коммуникации с суши и с воздуха.Эту книгу с интересом прочтут и молодые читатели, и ветераны, верные памяти погибших героев Великой Отечественной войны.Сборник подготовлен по заданию Военно-научного общества при Ленинградском окружном Доме офицеров имени С. М. Кирова.Составитель 3. Г. Русаков

авторов Коллектив , Коллектив авторов

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Проза / Советская классическая проза / Военная проза / Документальное