Том 3

— А ты за ним, девушка, — говорит добродушно Евсеич, — куда он, туда и ты. Вот и будешь присматриваться, прислушиваться, подучаться. Ей-бо! Он ведь теперь до ночи пошел. Три дня не побудет в колхозе, так они его окруженяют теперь: тому то, тому это, там не так, там не эдак.

— Он же сам пошел, — нерешительно возражает Тося.

— То-то вот и сам… Ни ухождать за ним некому, ни приголубить.

Тося смотрит на Евсеича.

— Он одинок? — спрашивает она.

— Один. Отца убили на фронте. Мать померла… Не дождалась сына с войны.

Тень грусти легла на лицо Тоси. Она неожиданно для Евсеича быстро пошла к Шурову, к группе колхозников и трактористов, собравшихся вокруг него у зернохранилища. Евсеич один остается у саней.

— Добрая, видать, девушка. Их дело молодое. Ну, пущай… Поедем, Ерш, на конюшню, поедем!

Тося идет к зернохранилищу. Ее обгоняет на коне Алеша Пшеничкин. Он оглядывается на нее и круто осаживает коня вплотную около Тоси.

— О! Чья же это такая?

— Чужая, — отвечает Тося и задерживает наезжающего на нее коня под уздцы.

— У нас чужих нет, все свои! — парирует Пшеничкин.

Тося недоверчиво смотрит на него, так же, как на Хвата в поле.

— Жаворонок! — вдруг произносит Алеша, подняв голову.

— Жаворонок! — подтверждает Тося. — Я второй раз слышу.

— Весна пришла! — пытается продолжить Алеша неудачно начавшийся разговор.

— Весна… — говорит Тося. — И хорошо… и…

— Что «и»?..

— Не знаю.

Они подходят к зернохранилищу рядом, беспечно разговаривая. Шуров видит их и приветливо говорит:

— Что, уже познакомились?

Слышится дружный смех и голос Насти:

— Игнат опять отказался!

При этом возгласе Пшеничкин бросается к двери, у которой стоит Игнат Ушкин, опершись на деревянную лопату.

— Ты что, Игнат? Или и эта работа не по нраву?

— А ты попробуй сам выгребать зерно из закрома.

— Знаю, пробовал не меньше тебя.

— Вот и хорошо.

— Что хорошо?

— Не буду выгребать зерно, — невозмутимо говорит Игнат, — пылища там, как в аду: дых сперло. И рука развилась. Давай другую работу.

— Тьфу! — плюет Пшеничкин. — Не дам никакой работы!

— Ну и ладно. Пойду домой.

Под общий смех Игнат медленно и лениво пошел домой, волоча за собой лопату.

— Дых сперло, — повторил он. — Я тоже человек, а не противогаз.

— Игнат Прокофьевич! — окликнул его Шуров.

— Ну? — обернулся тот.

— А кто же будет работать за тебя? Зерно-то надо выгребать?

— Надо.

— Весна дружная — через недельку-другую сеять будем. Семена для прогрева приготовить надо?

— Надо.

— Кто же будет работать? Ты не хочешь пыли. Другой не захочет…

— Да, да… Плохо, плохо…

Шуров спокойно убеждает:

— Может, сегодня поработаешь, а на завтра подумаем? Весна. Сев. Понимаешь?

Игнат медленно-медленно возвращается, глядя под ноги. Он нагнулся на проталине, внимательно посмотрел и вдруг торжественно заявил, показывая в двух пальцах сорванную зеленую травинку:

— Травинка! Снег еще не сошел, а травинка!

Все улыбаются: Игнат умеет «заговаривать зубы». Он принялся за работу, но работает «шаляй-валяй». Тося, указывая на Игната, спрашивает Пшеничкина:

— Он в вашей бригаде?

— Горе мне с ним! Ни на одной работе не удержишь.

Игнат прислушивается к их разговору, лениво шевеля лопатой. К нему подходит Никишка Болтушок:

— Товарищ Ушкин! Поскольку ты приступил к работе, постольку ты должон работать, а не шевелить лопатой, как вол хвостом. Что есть лопата? Лопата есть орудие для рук человеческих, которая может и должна оказать помощь в подготовке к нашей дорогой посевной кампании.

Игнат делает блаженное лицо, изображая, что он слушает знаменитого оратора. Он чуть приоткрыл рот, снял шапку, облокотился на лопату. Весь он — сплошная молчаливая ирония по отношению к Болтушку.

— Дорогой посевной кампании, — повторяет он за Болтушком.

— Товарищи женщины! — обращается Болтушок к работающим женщинам и развертывает блокнот, видимо, с намерением говорить «речь».

— Кто это? — спрашивает Тося.

— Никифор Пяткин, — отвечает Алеша.

— Никишка Болтушок, — поясняет Евсеич, появившийся снова невесть откуда. — Яйцо такое бывает бесполезное — болтушок.

— Товарищ Пяткин! — окликает Шуров, перебивая Болтушка.

— Некогда, — отвечает за Пяткина Игнат. — Сейчас «углублять» будет и «глянет внутрь».

Но Никишка услышал Шурова, оторвался от блокнота и произнес:

— Перервусь на несколько минут.

Никишка важно подходит к Шурову и другим:

— Агрономическому персоналу, борцам за семь-восемь миллиардов — пламенный привет! — говорит он серьезно, шмыгая конопатым, как перепелиное яичко, носом. — Какой вопрос будем дебатировать? — И бесцеремонно садится на штабель мешков, выше всех. Закуривает, сосредоточенно курит, сплевывая в сторону.

— Дело вот в чем, — говорит Шуров. — Забронированного к весне сена оказалось меньше, чем числится по сводкам. Вы были в комиссии по обмеру стогов. Не можете сказать мне данные обмера? Надо вновь подсчитать.