Открываю. Я – дома: это не сон, я действительно дома; в кресле против меня спит, сидя, измученная долгим ночным уходом за мной, жена. Бужу ее. Она, плача, говорит, что выпросила меня из лазарета на квартиру, что я сильно ранен шрапнелью в голову, но поправляюсь, а раньше был без сознания.
Лежу и стараюсь решить: два раза была иллюзия недействительной обстановки или – раз? Не бред ли это был двойной, дома, во время болезни?
Ужасное зрение*
Слепой шел, ощупывая дорогу палкой и по временам останавливаясь, чтобы прислушаться к отдаленной пальбе. Удар за ударом, а иногда и по два и по три вместе, колыхались пушечные взрывы над линией перелесков и желтых полей, обвеянных голубыми тонами полудня, склоняющегося к вечеру. Слепого звали Акинф Крылицкий. Он ослеп давно и случайно; ослеп так:
Мальчиком пас он коров во время грозы; думая укрыться от дождя, Акинф подошел к большому осокорю, но в этот момент молния разрушила дерево и оглушила Крылицкого, он упал без сознания, а когда встал, то ничего не увидел, он был поражен нервной слепотой.
Теперь Акинфу было сорок лет, и он часто смертельно тосковал о потерянном зрении, впечатления которого почти стерлись в его памяти за такой долгий промежуток времени. Он шел в данный момент к своей деревне пешком из уездного города, за двадцать верст. Он не нуждался в поводыре, так как дорога была знакома и не разветвлялась. Он шел и размышлял – оказалась ли уже его деревня в районе военных действий, или еще нет. Акинф пробыл в городе четыре дня, побираясь; а жил он в деревне у брата.
Никто не попадался слепому по дороге, и это немало удивляло его; обыкновенно здесь проезжали возы и шли пешеходы.
Наконец, определив усталостью, что скоро он должен подойти к деревне, слепой почувствовал запах гари. Таким запахом, остывшим и, так сказать, холодным, пахнут обыкновенно старые лесные горные пустоши. Акинф, встревожившись, прибавил шагу. Ему сильно хотелось увидеть деревню, она, конечно, ничуть не изменилась с тех пор, когда он видел ее мальчиком, разве что старые избы сменились новыми и тоже, в свою очередь, состарились. Гарью запахло сильнее.
«Не пожар ли? – подумал Акинф. – Не мы ли горим с братом, матка бозка?!»
Кругом было очень тихо, только вдали тявкали выстрелы орудий, и сердце у Акинфа сжалось. Тем временем спускался он по ложбинке к мостику над узким, глубоким оврагом. Привычной ногой ступил Акинф на воображаемое начало мостика и, задохнувшись от неожиданности, – полетел вниз, с высоты трех саженей, на глинистое дно оврага. Мостик был разрушен шальным снарядом, и Акинф, конечно, не знал этого.
Когда он очнулся, все тело его ныло и ломило от удара о землю. Руки и ноги были целы, в усах и разбитой губе запеклась кровь. Но не это обратило на себя его внимание: с удивлением и испугом, с сильным сердцебиением заметил он, что прежний черный мрак сменился туманным и красноватым. Тут же он увидел свои руки и понял, что зрение вернулось к нему. Оно вернулось от нового сильного нервного потрясения в момент падения – таким путем часто проходит нервная слепота.
Акинф с страхом и радостью выбрался из оврага и подошел к деревне. Он увидел ряд почерневших изгородей и груды черного пепла средь них – все, что осталось от когда-то бойкой деревеньки. Ни души человеческой, ни собаки не было в этом печальном месте. Деревня сгорела дотла, может быть – от снарядов.
И тогда Акинф почувствовал, что снова ему застилает зрение, но на этот раз – слезами.
Зверь Рошфора*
В роскошном кабинете графа Пулуза де-Лотрека стоял молодой человек, связанный по рукам и ногам, – ему приходилось плохо: Лотрек был не из тех, что прощают.
– Уйдите все! – сказал граф слугам. Оставшись с глазу на глаз с пленником, граф вскричал:
– Анри! Вы злоупотребили моим доверием и гостеприимством. Я застал вас с своей женой. Приготовьтесь к самому худшему. Я не дерусь с вами, я хочу верной мести без риска. Сегодня вы умрете!
– Граф! – отвечал Анри – я отвык бояться чего бы то ни было.
– Прекрасно! – Лотрек позвонил. Вошел странного, необычного вида человек. В то время, как лицо и вся фигура этого человека имели измученный, высохший вид, провалившиеся глаза сияли под густыми бровями ужасным, мрачным огнем. Длинные обезьяньи руки нервно шевелили пальцами.
– Рошфор! – сказал граф. – Я знаю твою преданность и уменье молчать. Вспомни, что я спас тебя из рук людоедов в Танзи. Возьми этого молодого человека, сведи в подземелье и пусти к нему своего зверя. Смерть негодяя должна быть ужасной!
– Я очень рад, граф, – сказал с отвратительной Усмешкой Рошфор. – Мой зверь давно не забавлялся как следует. Все будет сделано.
– Убийцы! – крикнул Анри. – Правосудие отомстит за меня!
– Неизвестно, – холодно возразил граф Лотрек. – Всего лучшего!
Тотчас же по его приказанию вошли четыре молодца, схватили Анри и отвели в мрачное замковое подземелье, где оставили одного, бросив на сырой, каменный пол. Анри осмотрелся.
Подземелье было низкой, сводчатой комнатой большого размера. Свет скупо проникал сквозь щелевидные окна. Тишина…