Том 3. Дьяволиада

О, гляньте на меня, я погибаю! — Во второй редакции: «О гляньте, гляньте на меня, я погибаю!» — Булгаков усиливает гнетущее состояние «Шарика».

… из пожарной Пречистенской команды.— Пожарная команда находилась в здании, построенном в XVIII в. по проекту зодчего М. Ф. Казакова (дом № 22). Ныне здесь располагается Управление пожарной охраны г. Москвы.

… «милая Аида»…— Романс Радамеса из первого действия оперы «Аида» Дж. Верди, одной из любимых опер писателя. Во второй редакции Булгаков эту фразу снял.

… и, если плачу сейчас, то только от физической боли и от голода, потому что дух мой еще не угас… Живуч собачий дух.— Во второй редакции: «Все испытал, с судьбою своей мирюсь и плачу сейчас не только от физической боли и от холода, а потому что и дух мой уже угасает. Угасает собачий дух!»

Изменения в тексте произошли многозначительные. Несомненно, здесь нашла отражение та неблагоприятная ситуация, которая складывалась у Булгакова во второй половине 1925 года. Повесть «Собачье сердце» отказались печатать, журнал «Россия», в котором публиковалась «Белая гвардия», закрыли. А в Художественном театре обострилась ситуация с постановкой «Дней Турбиных» («Белой гвардии»). И когда Союз писателей предложил Булгакову участвовать в литературной выставке (октябрь 1925 года), он с досадой отказался: «Ничем особенным не прославившись, как в области русской литературы, так равно и в других каких-либо областях, нахожу, что выставлять мой портрет для публичного обозрения — преждевременно».

Хотелось бы обратить внимание еще на одну немаловажную деталь. Бесчисленное множество современных литераторов и критиков увидело в образе Шарика-Шарикова весь русский народ, но оставило незамеченным то, что и сам писатель жил собачьей шариковской жизнью.

Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь.— Во второй редакции: «…наигнуснейшая мразь». Фраза эта (в первой редакции) подчеркнута дважды жирно карандашом (возможно, это сделали в ОГПУ, а, может быть, и другие «цензоры»).

Ведь он ее не каким-нибудь обыкновенным способом ~ Да…— В последующих редакциях и вариантах этот текст до слов «Прибежит машинисточка…» — изъят. Причем вычеркивался текст в разное время и по кусочкам. Видимо, в этом эпизоде явно просматривались прототипы.

… и женская болезнь на французской почве…— В вариантах первой редакции этот текст изъят, но во второй редакции Булгаков «французскую почву» восстановил.

… потому что шерсть на ней вроде моей…— Во второй редакции: «…потому что шерсти на ней нет, голая кожа…»

И когда же это все кончится? — Характерное выражение Булгакова, произносимое им в минуты отчаяния. Об этом так вспоминал Ю. Л. Слезкин: «Был Булгаков стеснен в средствах, сутулился, поднимал глаза к небу, воздевал руки, говорил: „когда же это кончится?..“» Любопытна и запись Булгакова в дневнике от 5 января 1925 года: «— Чем все это кончится? — спросил меня сегодня один приятель. Вопросы эти задаются машинально и тупо, и безнадежно, и безразлично, и как угодно… Да, чем-нибудь это все да кончится. Верую».

Нигде такой отравы не получите, как в Моссельпроме.— Булгаков явно иронизирует над известными строками В. В. Маяковского «Нигде кроме // Как в Моссельпроме», которые были расклеены в качестве рекламы по всей Москве.

Эта фраза, судя по характерной помете, очень не понравилась рецензентам.

… до Обухова переулка…— ‹…› В октябре 1924 года он [Булгаков] поселился с Л. Е. Белозерской именно в Обуховом переулке, в доме № 9. В ночь с 20 на 21 декабря этого года он записал в дневнике: «Около двух месяцев я уже живу в Обуховом переулке в двух шагах от квартиры К., с которой у меня связаны такие важные, такие прекрасные воспоминания моей юности и 16-й год и начало 17-го. Живу я в какой-то совершенно неестественной хибарке…»

Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу.— Разумеется, это место также было намечено к изъятию. Но Булгаков сохранил текст во всех редакциях.

Из сорока тысяч московских псов…— Во второй редакции: «Из шестидесяти тысяч московских псов…»

… братьев Голубизнер…— Во второй редакции: «…братьев Голуб…» Видимо это изменение Булгаков сделал по рекомендации опытного Н. С. Ангарского, так как большевистским руководителям уже принес раздражение «Кальсонер».

… что было немногим лучше «милой Аиды»…— Во второй редакции эта фраза изъята автором.