Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Коррадо.Всегда, но в пустыне, помнишь, как мы совещались перед тем, как с закрытыми глазами пойти навстречу опасности. Воды нет, с нами только небольшой запас сушеного мяса, одежда изодрана, обувь изношена, почти все животные и вьюки брошены среди непроходимых лесов, проводники разбежались, впереди вооруженное селение, с нами только два верных сердца — наши собственные, все остальные — одна мертвечина. «Свернуть в сторону, перебравшись через реку, или идти прямо в Ольду?» Вот монета, которую ты нашел в римской колонии Монтарву, когда мы исследовали жилу железной руды. Я не расстаюсь с ней. (Он вынимает ее из кармана и показывает слуге)Тогда мы гадали по ней. Если выйдет голова — свернуть в сторону, если плуг — идти прямо. Мы шесть раз упорно бросали монету, и шесть раз выходила голова. Ты глядел мне прямо в глаза и говорил: «Иди прямо. Будь, что будет!»

Руду.Монета говорила одно, а твои глаза другое, moti. Твои глаза для меня закон.

Коррадо.И мы пошли на казнь! Сегодня, Руду, мне хуже, чем перед Ольдой. Я хочу снова испытать судьбу. Ехать или оставаться? Возьми, брось монету. (Он передает ему римскую монету)Если голова — ехать, если плуг — оставаться.

Слуга колеблется и вопрошающе смотрит на господина.

Что ты глядишь?

Руду.К чему игра, если ты хочешь.

Коррадо.Ты читаешь в моих глазах.

Руду.На этот раз нет.

Коррадо.Ну, так бросай же. Подожди. Не на этом противном ковре. Вот возьми ту львиную шкуру и расстели ее. Помнишь? Тогда мы находились на тропе, протоптанной гиппопотамами, которая через поломанные тростники вела к броду.

Слуга берет с дивана шкуру и расстилает ее.

Так, отлично. Бросай.

Слуга не может скрыть своего волнения. Он бросает вверх римскую монету, которая падает на звериную шкуру, он наклоняется, почти ложится на пол, чтобы лучше рассмотреть ответ.

Руду.Плуг.

Коррадо.Оставаться! Попробуй еще раз.

Слуга повторяет то же самое и снова наклоняется.

Руду.Плуг.

Коррадо.Еще в последний раз.

Слуга повторяет гаданье.

Руду.Голова! Значит, идем?

Но Коррадо, весь охваченный таинственным волнением, не слышит его.

Коррадо.Представь себе, Руду, что я уже в гавани, стою уже на палубе парохода, готового сняться. И вдруг является незнакомец и кладет мне на плечо руку. Что ты делаешь?

Слуга внимательно слушает слова господина, потом вдруг вскакивает с порывом дикого зверя и делает жест, обычный для людей его племени, когда они острым камнем разбивают череп опрокинутого ими врага. Коррадо сдвигает брови, затем, встряхнув головой, подходит к окну и глядит на освещенную солнцем весеннюю тучку.

Коррадо.Слышишь, как каркают вороны на крепостной башне? Они всегда в этот час садятся на нее. Скоро вечер. Слышишь, как жужжат люди? Точно рой пчел! Раз нет передо мной сейчас африканской изгороди, с меня довольно было бы этой башни, которую я зажег бы в честь моей свободы, моей гордости и моей идеи. А это жалкая клетка, чтобы поджечь ее довольно серной спички. (Он говорит в порыве какой-то дикой радости, затем снова хмурится.)Не обращай внимания, Руду, на мои слова. Вообрази, что я выпил меду и что ко мне вернулся воинственный дух. С сегодняшнего дня, перед тем как отворять дверь, посматривай в щелку, как смотрят у тебя на родине в слуховое окно.

Руду.У тебя есть враг, moti?

Коррадо.Я сам себе враг.

Руду.Говори ясней, если хочешь, чтобы я слушался тебя.

Коррадо.Все равно.

Слуга, наклонив голову, что-то шепчет на своем наречии.

Может быть, мне следует расстаться с тобой, мой верный друг.

Руду.Что ты говоришь, господин?