Комнена.
«В самого себя», — ты должен был ответить. В самого себя ты должен верить: в свои нервы, в свои кости, в свои артерии, в свое мужество, в свою страсть, в свою твердость, в свою алчность, во всю свою сущность, во все оружия, которые природа дала тебе, чтобы бороться, чтобы превзойти остальных, не иметь равных, быть первым, быть властелином, быть одиноким. Ты — властелин?Фламма.
Может быть.Комнена.
Слово, которого тебе следовало бы не знать. Ты одинок? Как ты хочешь созидать, если ты не одинок? Одинокий, с двумя своими руками и со своим дыханием, на вершине, куда не взобраться обезьянам, чтобы вмешаться в твое дело. Завоюй вершину, чтобы созидать или пасть от удара молнии.Фламма.
Завоюю.Комнена.
Всей силой порыва, без остановки, не оглядываясь назад. Позади тебя больше нет спасения. Ты стоишь перед своей последней вершиной. Или поднимись на нее, или погибнешь.Фламма
Комнена.
Чью?Фламма.
Кровь Марко Аграте. Разве он не пал в свалке?Комнена.
Соперник, а не брат.Фламма.
Соперник?Комнена.
И могучий. Сила деревень была в его кулаке, как и сила войска.Фламма.
Чтобы служить моему замыслу.Комнена.
А завтра — своему.Фламма.
Он был чист и верен. Я любил его.Комнена.
Ты не должен любить никого, кроме одной меня. Я одна люблю тебя. Никто больше не любит тебя из тех, кто приближается к тебе. Ты виновен в их глазах, потому что слишком превышаешь их меру. Они не прощают, они не простят. Их приниженность восстает против тебя в виде затаенной мести. Ты видел их, когда они были вынуждены повиноваться тебе: у них были лица рабов и хищников.Фламма.
Завтра я верну их и снова увлеку их за своей судьбой.Комнена.
Да, но подчиняя их не любовью, а подчиняя их грубыми страстями, наиболее резкими инстинктами, их алчностью, завистью, страхом, обрушиваясь на более трусливых и схватывая их за глотку, напаивая других поддельным вином, разжигающим их. Ты это знаешь, ты это знаешь. Они легковерны, тщеславны, жестоки, жадны, исполнены жажды. Кто раздражает их аппетиты и умеет обмануть их, тот может бросать их стремглав куда хочет. Ты это знаешь. Но твоя идея — твое орудие. Бывают великие мысли, чья двигательная сила не более действия дыма или бурдюка с вином. Силы, с которыми ты должен играть и бороться, не что иное, как человеческие страсти, которые ты освободил, уничтожая орудие, обуздывавшее их. Не щади их, пока не создашь другого орудия, которое будет работать еще грубее.Фламма.
Ах, ты молода, Елена, но твоя душа стара как мир! Вся старость мира чувствуется в твоих мыслях. Я мечтал о более новой славе.Комнена.
Но ты не знаешь моей самой глубокой мысли. Она такого веса, что не тебе снести, потому что даже ты — один из тех, кто колеблется в своих мечтах…Фламма.
Не говори так! Разве я поколебался недавно, когда ты вдруг взвалила на меня бремя всей этой крови и всей этой ненависти?Комнена.
Может быть, есть человек…Фламма.
Есть человек?Комнена.
Среди тех, кого ты завтра встретишь на своем пути, среди зверей, которые придут оспаривать у тебя добычу, среди соперников, которые готовятся, может быть, есть человек, который не знает, что значит колебаться…Фламма.
Кто?Комнена.
Клавдио Мессала.Фламма
Комнена.
Он взглянет тебе в глаза в тот день, когда у него будет возможность подойти к тебе и сказать: «Ты или я».Фламма
Комнена.
Если он согласился на удар, то лишь потому, что знал настроение черни и был уверен, что этим шагом может снискать себе всеобщее расположение. Его встречали ликующими криками на улицах. Он пользуется всем. Он — как молния. Любое завтра может стать его достоянием.Фламма.
Он сделал промах. И поплатится.Комнена.
Я должна защитить его за это.Фламма.
Ты хочешь защитить его?Комнена.
Он двинулся, зная, что моя смелость покроет его смелость. Я дала ему слово.Фламма.
Против меня?Комнена.
Ты найдешь другой предлог сразить его, другое время.Фламма