Том 3. Гражданская лирика и поэмы

Я — набережных
                             друг.
Я начал жизнь и детство
там,
          где витает Дюк
над лестницей Одесской.

А позже

             я узнал
в венецианских арках,
как плещется
                        канал
у свай святого Марка.

У Темзы

             я смотрел
на утренний и мутный
парламент,
               в сотнях стрел,
в туманном перламутре.

В душе

           всегда жива
у лап гранитных сфинкса
суровая
             Нева,
где я с бедою свыкся…

Но если

            хочешь ты
в потоке дел столичных
отвлечься
                  от тщеты
своих терзаний личных —

иди

         к Москве-реке
дворами, среди зданий,
и встань
          невдалеке,
между двумя мостами.

Волна —

              недалеко
блестит старинной гривной.
Ты отделен
                     рекой
от набережной дивной.

Кремлевская стена

заглавной
                вьется лентой,
где мнятся письмена
руки
         восьмисотлетней.

На зу́бчатом краю —

витки
          и арабески,
и вдруг я узнаю
гравюру
             давней резки

с раскраскою ручной,

с гербом
              над куполами,
с кольчугою речной,
с ладьей
             на первом плане.

А выше —

                 при крестах
в небесной иордани —
воздвиглась
                       красота
всех сказок, всех преданий.

Неясно —

                кто стоит
(так сумеречны лики):
без посоха
                 старик
или Иван Великий?

А в чудные врата,

как в старину
                   бывало, —
не входит ли чета
при мамках,
                 при боярах?

И —

          чудо всех церквей
под золотом убора —
две радуги
                       бровей
Успенского собора…

О нет —

              я не ханжа,
живущий в мире ложном!
Но красота —
                        свежа
божественно, безбожно!

И, в вышину

                      воздев
персты Преображенья, —
диктует
            новизне
урок воображенья.

СТАРЫЕ ФОТОГРАФИИ