Том 3. Кино становится искусством, 1914-1920

„Молодой незнакомец, Абель Ганс, которому оказали доверие и предоставили кредит, — писали позднее в рекламной статье „Фильм д’ар”, — шел ощупью, и его первые картины были еще несовершенны, но в них уже угадывался талант. Фильмы выходили друг за другом: „Героизм Падди ”, „Штрасс и К⁰”, „Бизнес”, „Источник красоты” и т. д. С каждым днем все полнее утверждались прекрасные качества постановщика”[271].

„Героизм Падди” был в 1915 году его лучшим фильмом. Но все эти киноленты принадлежали к числу „доходных”. Однако помимо этих работ Гансу удалось в 1915–1916 годах заняться постановкой фильма „Безумие доктора Тюба”, очевидно, носившего экспериментальный характер. Доктор изобрел порошок, который искажает зрение. Декорации и персонажи отражались в кривых зеркалах.

Фильм, который Нальпа считал весьма посредственным, поставили с очень небольшими затратами, и негатив остался в архиве „Фильм д’ар”. Десять лет спустя Абель Ганс извлек его оттуда как доказательство того, что он первый изобрел „субъективное видение”, характерное в ту пору для многих фильмов новой французской школы. Фильм „Безумие доктора Тюба” являлся главным образом разработкой элементарного кинотрюка. Эмиль Коль и Жан Дюран сделали с десяток подобных фильмов, в которых можно было бы открыть (стоило только захотеть) такие же „субъективистские устремления”. „Доктор Тюб” гораздо ближе к довоенной кинематографии, чем к „авангарду”. Он имеет ценность только лишь в связи с личностью его автора. Фильм так и не вышел на экран и не мог оказать влияния на новую французскую школу.

„Граф Монте-Кристо”, 1917. Реж. Анри Пукталь. В главной роли Леон Мато.

„Земля”, 1921. Реж. Андре Антуан.

„Десятая симфония”, 1918 Реж. Абель Ганс. В главных ролях Северен Марс, Эмми Линн.

В 1916 году Ганс, следуя программе, которую наметил еще в 1912 году, начал освобождать свои фильмы от коммерческой направленности. Близость к Пукталю и Фейаду, к лучшим кинодеятелям того времени должна была пойти ему на пользу.

После фильма „Смертоносные газы”[272] и довольно интересной кинокартины „Барбаросса”, после „Цветка развалин” и „Штрасс и К⁰” Ганс в конце 1916 года закончил фильм „Право на жизнь”, содержание которого в рекламной статье излагается в таких выражениях:

„Не умру, пока не съем все до крошки на пиршестве”. Вот мысль Шекспира, вдохновившая автора на сценарий, основная мысль которого увлекательна, оригинальна, а драматические эффекты достигают предельной силы”.

А вот начало сценария:

„Пьер Вейраль, один из самых молодых и предприимчивых парижских финансистов, с помощью двух своих секретарей — Жана Альтери и Марка Толена — держит благодаря финансовым операциям в лихорадочном состоянии Парижскую биржу. Снедаемый неисцелимым недугом… этот человек, ненасытный эгоист, до безумия любит свою подопечную Андре Маэль, восемнадцатилетнюю девушку с белокурыми локонами, красота которой могла бы вдохновить Леонардо да Винчи.

Старший секретарь Вейраля Жак тоже пленен нежной красотой девушки, которая знает о его чувстве и которой он небезразличен. Но есть одно непреодолимое препятствие: Жак беден…”

Белокурая Андре не колеблется: чтобы разбогатеть, она выходит замуж за своего опекуна — это „самопожертвование” облегчается поспешным отъездом Жака в Америку. Но Андре наказана за свою расчетливость.

„Не оцененная своим эгоистом-мужем, чересчур увлеченным делами, она, одинокая и жалкая, бродит по обширному дому, который кажется ей мрачнее тюрьмы.

Жак, нажив огромное состояние, скоро возвратился из Америки. Увы! Его любимая уже несвободна! Но Жак и Андре любят друг друга, они встречаются, и этим подло пользуется второй секретарь Вейраля Марк, обкрадывающий своего патрона. На маскараде он убивает Вейраля и обвиняет Жака в преступлении, внушенном страстью.

К великому счастью, крупнейший финансист умирает не сразу. Перед смертью он успевает оправдать Жака… влюбленные счастливы”.

Андре де Ресс следующим образом критиковал тогда „Право на жизнь”:

„Нелегко было трактовать сюжет так, чтобы не сделать его гротескным, скучным. Однако он занимателен и не утомляет.

Некоторые технические детали очень любопытны. Я отмечаю очень удачное использование теней на прозрачном экране, что, конечно, не является большим новшеством и уже имело место в фильме „Вероломство”. Зрелище Биржи и ее „муравейника” вносит какую-то небывалую ноту в кинематографию. Сцена бреда и смерти финансиста хорошо поставлена и дивно сыграна”.

Сквозь призму сценария и критики перед нами встает личность Абеля Ганса. Он автор сценария, а это дешевая мелодрама, в ней нет чувства меры, нет правдоподобия, она написана в традициях светских драм, которые накануне 1914 года не сходили со сцен бульварных театров и экранов. Вместе с преувеличением в ней находишь и другую неизменную черту — тему любви; это ведущая тема фильма Ганса „Колесо”. Правда, в драме хорошо показана и среда биржевиков.