Том 3. Кино становится искусством, 1914-1920

Две подруги влюблены в музыканта. Он женится на одной из них, затем уходит к другой и под чужим именем уезжает с ней за границу. Она умирает, подарив ему ребенка. Он помещает дочку в сиротский дом и возвращается к жене, которая по-прежнему страстно любит его и удочеряет девочку.

Сюжет банален, но фильм хорошо сделан с точки зрения актерского и режиссерского мастерства и редкостного умения использовать световые эффекты. Лакруа поставил фильм „Ее судьба” и готовился к постановке „Кровавой свадьбы”, но скоропостижно скончался 23 июля 1920 года.

„Это был настоящий режиссер, — писал с волнением Деллюк в „Пари-миди”, — это был мастер. Он умел обрабатывать неподатливый материал, богатый оттенками, создавая кинофильмы, как каменщики некогда создавали соборы. Именно так должен творить мастер. Так творил Инс, так творил Баронселли. Так мог бы творить Ганс, если бы не яд литературщины, от которого он никогда не найдет противоядия. Так творил Лакруа. После него осталось три фильма: „Надписи не стираются”, „Месть Малле”, „Сочельник Ивонны”.

Быть может, французская кинематография понесла тяжелую утрату со смертью Лакруа, имя которого тотчас же было предано забвению. Деллюк за него ручался. И следовало бы извлечь из архива его фильмы, если они сохранились, и узнать, действительно ли они выдержали испытание временем…

Во время войны привлекали к себе внимание и другие мастера киноискусства. Бернар Дешан, бывший оператор Патэ, проявил себя как способный режиссер в „Спящей красавице”.Жерар Буржуа, демобилизовавшийсяв 1915 году, стал работать в фирме „Эклер” и снял две серии фильма „Протеа”, затем уехал в Испанию; там он снимал фильм „Христофор Колумб”, потребовавший по масштабам того времени огромных средств — были воссозданы знаменитые каравеллы. Фильм снимался в Гренаде, Севилье, Уельве, но, к сожалению, его финансировал продюсер с авантюрными наклонностями, а те времена, когда можно было поразить зрителя массовками с участием двух тысяч статистов, уже прошли. Щотар перед отъездом в Америку выпустил фильм „Независимость Бельгии”, Монка продолжал добросовестно ставить свои пустячные фильмы, как и Деноля, Андре Эзэ пытался овладеть новым жанром — кинообозрением за год („Париж за годы войны”), затем снял „Восстаньте, мертвые” по роману испанского писателя Бласко Ибаньеса „Четыре всадника Апокалипсиса”, прославляющему дела, за которые боролись союзники.

Андре Югон дебютировал в годы войны, так же как и Ле Приер и Плезетти. Но слишком долго было бы перечислять имена посредственных кинорежиссеров, которые в ту пору обивали пороги французских киностудий и так и не создали ни одного хорошего кинофильма ни в военные, ни в послевоенные годы… Закончим обзор режиссером, дебютировавшим в годы войны, — выдающимся мастером кино Андре Антуаном.

Он родился в 1857 году в Лиможе. В 1887 году, будучи мелким служащим в Газовой компании, организовал небольшую любительскую группу, которая выступала лишь время от времени. Эта труппа стала именоваться „Театр Либр” („Свободный театр”), ибо ей удавалось ставить пьесы по абонементам, не получая разрешения цензуры, в те времена очень строгой.

Служащий Газовой компании Андре Антуан боготворил Золя и его последователей. Он сам стал последователем натуралистической школы, достигшей в ту пору своего расцвета. „Театр Либр” — это „Меданские вечера” на сцене[52]. Антуан вдохновился замечательной статьей Золя о декорациях и театральных аксессуарах, в которой Золя восхвалял полнейшее соблюдение правды в каждой детали[53]. Через год после основания „Театр Либр” Антуан поставил пьесу Джованни Верги, вождя итальянского веризма, „Сельское рыцарство” и пьесу молодого преждевременно умершего писателя-натуралиста Фернана Икра „Мясники”.

„В своем стремлении к натуралистическим деталям, — писал Андре Антуан в „Воспоминаниях”[54], — я повесил на сцене настоящие туши, которые вызвали сенсацию. В „Сельском рыцарстве” посреди площади в сицилийской деревушке, где развивается драма, я устроил настоящий фонтан; не знаю почему, но он очень развеселил зал”.

Туши в пьесе „Мясники” стали знаменитыми, и мы должны заметить в этой связи, что реальность аксессуаров стала в кино теперь необходима, ибо мы не можем представить себе на переднем плане актера, делающего вид, что он режет курицу, в то время как перед ним муляж. Но было бы неправильно умалять смысл манифеста, заключавшийся в этом пресловутом аксессуаре; „натурализм в театре” был гораздо шире определен Золя в книге, которую он так и озаглавил.