Том 3. Корни японского солнца

Однажды утром, в неурочное время, потребовали за ворота Суна. Суна не было дома, вместо него пошла его мать. Она вернулась очень скоро, очень взволнованная. Она говорила так быстро и так взволнованно, что я ничего не поняла. Мать отослала аму на розыски Суна. Старшая жена была довольна и весела. Сун пришел скоро, и он объяснил мне, что меня требует к себе бывший царский консул Лавдовский. Когда-то я видела Лавдовского у моего отца. Мое сердце радостно забилось, когда я услыхала об этом. Но Сун погасил мою радость: Лавдовский требует меня как жену большевика. Я должна была явиться к нему завтра же. Сун был в негодовании, и он сейчас же пошел к дутуну, к губернатору, который был его другом. Вернулся от губернатора он в веселом настроении.

— Я тебя записал в китайские книги, — сказал он, — записал как жену-китаянку. Теперь никто не может взять тебя из моего дома. Ты моя законная жена.

Я забеременела.

Я ненавидела будущего ребенка. Я принимала все доступные мне меры, чтобы освободиться от беременности. Мне было всего восемнадцать лет. Я била себя по животу. Когда я оставалась одна, я поднимала, передвигала тяжелые сундуки. Ничто не помогало.

Праздник юбинов — праздник урожая плодов. Этот праздник празднуется 15-го числа второй луны восьмого месяца, то есть, примерно, в августе. За много дней до пятнадцатого заказали тридцать фунтов ебин-юбинов, чо заказали сорок пять фунтов. Ебин-юбин — это сладкие пироги наподобие русских тортов, они бывают весом от четверти фунта до пяти. Эти пироги необыкновенно приторного и жирного теста, начиненные вареньем, разрисовываются причудливыми узорами, и на каждом из них прилаживается золотая свинка. Самый большой юбин предназначался богу, в честь которого устраивалось торжество, остальные боги получали поровну. Кроме арбузов, были куплены фрукты. Арбузы разрезались так, чтобы они превращались в вазы с восемью зубцами.

Я бегала от одного идола к другому, расставляя юбины и фрукты, чтобы у всех идолов (и в том числе у Христа-спасителя) было одинаковое количество продовольствия. Еще до праздника нам приносили юбины от соседей и друзей, мы посылали им ровно столько же, сколько получали; сначала я думала, что это простой обмен, потом узнала, что это есть подарки.

Четырнадцатого вечером мы пересмотрели, все ли расставлено перед богами по местам, поскучали, как в России скучали перед сочельнической звездой. Когда стемнело, мы стали молиться. Сун заставил меня молиться по-русски, крестясь. Молились мы часа два. После этого мы отобрали у богов все юбины и фрукты, быстренько разделили их на число всех наших родственников (не забыли и моих русских, — боже упаси, забыть хоть одного какого-нибудь захудалого! — всему роду будет несчастье!) и сели уплетать юбины и фрукты.

Пятнадцатого числа за городом, около старинного монастыря, устраивалось гуляние в честь праздника, молебствия, ярмарка, карусели, пальба из шутих.

Мы поехали на празднество. Мать и старшая жена поехали на рикшах. Я и Сун, мы поехали верхами. Подо мной шел Васька, мой верный друг. Васька изменился в Китае, он похудел от жары и от соломы вместо сена. Он изменился так же, должно быть, как и я. Мне стыдно было ехать по улицам, одетой в шутовской китайский костюм. Мы выехали за город.

Впереди была широкая дорога, упиравшаяся в небо, широкое и бесконечное. И на меня напала дурь — пусть будет, что будет!

— Васька, побудем хоть минуту вдвоем с тобою, как было в Монголии!

Я дала Ваське хлыста, бросив его в галоп. Ребенок завертелся в животе, тупая боль охватила мой живот, мне было приятно от этой боли. Эта боль была пустяком по сравнению с той дикой радостью ощущения свободы, когда хоть на миг, но я одна. Сун мчался за мной, ничего не понимая…

Празднества, разряженных китаянок, знаменитых акробатов и артистов я не видела. Невыносимая боль охватила меня. Я была счастлива, надеясь, что освобожусь от ребенка. Меня отвезли домой. К утру был выкидыш…

Родила Тасюнди-ча — впервые живого ребенка, девочку. До этого она родила только мертвеньких.

Умер дядя Суна. Это было событием в нашем доме. На похоронах я не участвовала: я была больна. На меня надели траур: белые туфли и белую кофточку. Траур я носила сто дней.

В нашей семье славилась жена Сы-вын-куй. Семья Сы-вын-куй состояла из старухи-матери, сына, невестки и четырех детей.