Джек
Приближается полночь, и в лагере техников все огни погашены, но окно Мэри и окно ее отца еще освещены.
Я лежу, растянувшись на шезлонге, в северной галерее. Туземная деревня погрузилась во мрак еще с наступления сумерек; темно там и сейчас. На площади в этот вечер — ни единого огонька. Должно быть, они все находятся в глубине своих пещер из-за какой-то священной церемонии, в одной из тех пещер, куда даже Пьеру не удалось проникнуть. Где-то на юге поднялся ветер, вовсе не ледяной, и он становится все более и более неистовым. Песок скребет по металлу крыш и стен, но здесь, на северной стороне, я в безопасности. Из-за вывиха мне по-прежнему больно ступать на землю. Нужно уже идти спать, тем более что и ветер становится прохладным, температура падает. Неужели это и есть ледяной ветер С’гами?
Теперь уже очень холодно, ветер жестокий и бесспорно ледяной. Слышен грохот, идущий от ангара, вероятно, это оторвавшийся кусок жести, который вибрирует, подражая грому. И — я смотрю на часы, чтобы удостовериться, что я не ошибаюсь — хотя сейчас только двадцать минут первого ночи, мне кажется, что небо стало светлее, чем было только что, светлее, чем при нормальном освещении, создаваемом красной луной Ганэ. Она сейчас высоко-высоко, почти что в зените. Я поднимаюсь, прыгая на одной ноге, огибаю угол и перебираюсь на западную галерею, где меня тут же едва не сбивают с ног колючий песок и леденящая снежная буря. Разинув рот, я так и замираю на месте! Там, на юге, стоит день! Можно даже различить белые облака на голубом небе, или, скорее, в треугольнике голубого неба, в то время как повсюду в других местах стоит ночь, в которой сияют Ганэ и три внешние планеты, Гам, Ва и Минами. Впрочем, их я едва вижу: они теряются в сиянии луны, которая вот-вот заслонит их.
Позади меня раздается шум шагов; я скачком поворачиваюсь, позабыв о ноге, и вскрикиваю от боли. Это Джон, и я молча указываю рукой на юг.
— Странный феномен, — говорит он. — Нашему ученейшему другу Пьеру Беллеру придется сильно постараться, чтобы его объяснить. Но в данный момент мне нужно закрепить этот чертов кусок жести, который всех перебудит.
— А не лучше ли будет подождать наступления дня? Ледяной ветер, предсказанный С’гами, уже тут, и, быть может, выходить опасно...
— Глупости! Да, ветер есть, этого нельзя отрицать. Что касается бога, то я поверю в него, когда его увижу, да и потом, у меня есть револьвер!
Он сбегает по лестнице и исчезает. Я жду, не в состоянии сделать что-либо другое из-за моей поврежденной ноги. Ко мне присоединяется Мэри, облокачивается на балюстраду.
— Где отец?
— Пошел закрепить кусок жести, который...
О! Этот крик, этот ужасный крик, два выстрела, еще один крик, резко оборвавшийся! Мэри стоит на нижней ступени лестницы, глухая к моим призывам, я спешу, падаю, чуть не убиваюсь о поручень. Другой крик, пронзительный женский крик, за которым следует что-то вроде не совсем отчетливого бульканья, — и тишина. Мэри! Мэри! Я ползу, прыгаю на одной ноге, потом бегу, совершенно забыв о боли, добираюсь до участка, где находятся ангары, спотыкаюсь о темную массу. Это Джон, голова его наполовину оторвана. Мэри! Мэри! Никакого ответа. И тогда я изо всех сил дергаю за веревку сирены.
Пьер
Не думаю, что прошло больше тридцати или сорока секунд между моментом, когда я услышал сирену, и тем, когда я оказался за рычагами управления моего аэриона, кинув рядом с собой винтовку и фульгуратор. Я только что закончил приводить в порядок свои записи и уже собирался ложиться. Сирена посреди ночи может означать лишь сигнал тревоги или какую-нибудь катастрофу. Не думаю, что это нападение, хотя мне и кажется, что чуть раньше я слышал выстрелы. Ветер сильный и ледяной, как и предсказывал С’гами, а на юге, примерно в шести километрах от нас, прямо над тем местом, где была обнаружена серия Таро, виден странный треугольник света и голубого неба!
Аэрион мчится столь быстро, насколько я могу себе это позволить, но из-за ветра с песком видимость на уровне земли почти нулевая. Тут уж ничего не поделаешь, времени подняться выше у меня нет, но я знаю, что между моим домом и лагерем нет препятствий. Резко торможу — и вот уже я у ангаров, рядом с которыми толпятся полтора десятка человек с рудника и Джек. Джек лишь что-то бессвязно лопочет и то и дело зовет: «Мэри! Мэри!» А когда люди расступаются, в свете фонаря я вижу труп Джона в большой луже крови.