Том 3. Львы Эльдорадо

— Вы находите? Доставка сюда всех этих книг с Земли обошлась мне недешево! Здесь собраны почти все шедевры мировой литературы — или во всяком случае все то, что сам я считаю шедеврами. Кроме того, у меня есть научная и техническая библиотека, которой позавидовали бы многие университеты, если и не на Земле, то уж как минимум на колониальных планетах. Стараюсь тут не одичать, не позволить цивилизации убежать у меня сквозь пальцы.

— Вижу, у вас крайне мало современных земных писателей.

— А зачем они мне? На большинство из них даже времени терять жалко. Все эти мелочные ковыряния в чувствах и уж тем более в пороках городских людишек-муравьишек наго-

няют на меня скуку. О, полагаю, для вас, проводящей почти все свое время в больших городах, они и имеют ценность. Для меня же интриги всех этих малость тронутых завсегдатаев светских приемов, которые и месяца бы не прожили вне этого их стеклянного колпака, не представляют ни малейшего интереса.

— Однако Биллингуэй...

— Самый фальшивый из всех! Терпеть не могу любителей авантюр, или вернее — авантюристов-любителей, которые обрушиваются на какую-нибудь еще не освоенную планету, проводят там несколько месяцев, «разделяя с первопроходцами все труды и опасности», как сами они говорят, а потом возвращаются в свой уютный земной домишко и начинают один за другим штамповать романы, в которых кровь льется на каждой странице, а их самих принимают за настоящих мужчин!

— Но это их профессия! Что же им еще делать? Я и сама нахожусь примерно в таком же положении.

— Пусть сами хоть раз испытают в жизни то, о чем пишут! Тогда, быть может, они создадут всего лишь одно-единствен-ное произведение, но оно хотя бы будет правдивым. Но вы здесь не для того, чтобы слушать лекцию о моих литературных вкусах. Пойдемте, я представлю вас самым влиятельным людям племени.

Тераи тщательно запер за собой металлическую дверь.

— В лагере царит поразительная чистота. Это ваше влияние?

— И да и нет. Ихамбэ чрезвычайно тщательно следят за своей внешностью, но вот о том, что их окружает, до моего прихода заботились мало. Теперь они регулярно производят уборку в пещерах и шатрах. Тем хуже для будущих археологов!

К ним приближался воин с великолепной фигурой и украшенным перьями высоким головным убором.

— Ээнко, старший брат Лаэле, — шепнул Тераи.

Он призывно махнул рукой. Воин остановился, уперев в землю тупой конец своего длинного копья.

— Ниентейи, Ээнко!

— Ниенте, Россе Муту!

Лицо ихамбэ было как каменное, однако Стелла почти физически ощущала, как его черные холодные глаза буквально ощупывают ее с головы до ног.

— Представляю вам величайшего охотника и храбрейшего воина не только клана или племени, но и всего народа ихамбэ. Именно он в этом году отвечает за организацию большой охоты. Оффи энко Стелла этахоте ниэн? — продолжил он, обращаясь к воину.

Внезапно улыбка вспыхнула на ожесточенном лице, и оно, утратив всю свою свирепость, сразу же превратилось в лицо обрадованного ребенка.

— Ом это ре, сига!

— Он рад видеть вас здесь, — перевел геолог. — Кенто хэ, на!

— Что означает «Россе Муту»? Я уже несколько раз слышала, как вас так называли.

— Человек-Гора, мадемуазель. Некоторые ихамбэ, как вы уже видели, почти с меня ростом, но я килограммов на тридцать тяжелее самого плотного из них! Идемте, я хочу представить вам еще кое-кого, хотя бы старого вождя Охеми, отца Лаэле и Ээнко.

Спускалась ночь. На площади горел, потрескивая, большой костер, вокруг него на звериных шкурах сидели воины, женщины, дети. Пламя освещало круг шатров, отбрасывая танцующие треугольные тени, и легкий ветер уносил искры, исчезавшие во мраке, как рой огненных пчел. Над горой поднялась бледная луна, и ее сияние разлилось там, куда не доходил свет костра. Время от времени рев хищников, вышедших на ночную охоту, нарушал торжественную тишину.

Один из воинов встал, приблизился к костру. Тихонько, не открывая рта, он затянул печальную мелодию. Он пел все громче, затем появились слова, и мелодия превратилась в песню, обращенную к звездам. Под эту песню воин начал плясать медлительно и однообразно — танец его напоминал длинный переход под проливным дождем. Голос певца был низок и звучен, и Стелла, не понимая слов, невольно поддалась очарованию грустного ритма. Певец умолк, тишина словно сгустилась.

— О чем он пел? — спросила она шепотом.

— О жизни, мадемуазель. Это ритуальная песня восьмого дня перед Праздником Лун. Завтра пропоют песню охоты, послезавтра — войны.

— Могу я их записать? Мне бы хотелось иметь их в моей фонотеке.

— На следующий год, если вы все еще будете здесь.

— Могли бы и предупредить!

— У меня эти песни давно уже записаны. Если хотите, могу сделать для вас копию. А теперь смотрите!

Старый вождь поднялся, в свою очередь, приблизился к костру и бросил в огонь горсть какого-то порошка. Над костром взвилось сине-зеленое пламя. Вождь пристально смотрел на него, пока пламя не опало. Затем он вернулся на свое место. Тогда встал один из юношей. Он обогнул костер, сел напротив группы девушек и запел веселую быструю песенку.

— О чем он поет?