Том 3. Непобедимый. Рассказы

— Это истинно лишь по отношению к однородным организмам, появившимся на планете в результате естественной биологической эволюции, а не к прибывшим из других систем.

— Не понимаю.

— Ну, просто биохимические условия существования жизни на Земле всегда были и есть почти одинаковы. Водоросли, амебы, растения, низшие и высшие животные построены почти из идентичных клеток, у них в принципе одинаковый обмен веществ — белковый, а при таком равноценном старте дифференцирующим фактором становится тот, о котором вы говорили. Это не единственный фактор, но, во всяком случае, один из важнейших. Но тут было иначе. Самые высокоразвитые механизмы из тех, что оказались на Регис, питались радиоактивной энергией из собственных ресурсов, но более простые устройства, какие-нибудь небольшие ремонтные системы, допустим, были снабжены батареями, подзаряжающимися от солнечной энергии. Тогда они могли бы иметь громадное преимущество перед теми.

— Но те, более развитые, могли же отобрать у них солнечные батареи… А впрочем, к чему вы клоните? Может, не стоит об этом и спорить, Лауда?

— Нет, это очень существенно, командир, это очень важное обстоятельство, потому что, на мой взгляд, тут речь идет о неживой эволюции весьма своеобразного типа, которая возникла в совершенно необычных условиях, созданных стечением обстоятельств. Короче говоря, я так себе представляю: в этой эволюции победили устройства, во-первых, наиболее эффективно уменьшающиеся, а во-вторых, оседлые, не двигающиеся. Первые положили начало этим вот черным тучам. Я лично думаю, что это очень маленькие псевдонасекомые, которые способны в случае надобности, в общих, так сказать, интересах объединяться в большие системы. А именно вот в эти тучи. Таким путем шла эволюция движущихся механизмов. Оседлые же положили начало тому странному виду металлической растительности, что мы видели, — руины так называемых городов…

— Значит, по-вашему, это не города?

— Безусловно. Никакие не города, а просто большое скопление оседлых механизмов, неживых созданий, способных размножаться и черпающих солнечную энергию при посредстве своеобразных органов… ими, как я предполагаю, являются треугольные пластины…

— Так вы считаете, что «город» и сейчас продолжает существовать?

— Нет. У меня такое впечатление, что по какой-то неизвестной нам причине этот «город», или скорее этот металлический лес, проиграл в борьбе за существование и теперь представляет собой распадающиеся трупы. Уцелел лишь один вид — движущиеся механизмы, которые завладели всей сушей на планете.

— Почему?

— Не знаю. Я всякие расчеты делал. Возможно, за последние три миллиона лет здешнее солнце начало остывать быстрее, чем раньше, и эти большие оседлые «организмы» уже не могли получать от него достаточное количество энергии. Но это лишь туманное предположение.

— Допустим, так оно и есть, как вы рассказали. Вы считаете, что у этих «туч» имеется какой-то командный центр на поверхности или в недрах планеты?

— Думаю, что ничего такого нет. Возможно, эти микромеханизмы сами становятся таким центром, чем-то вроде «неживого мозга», когда соединяются определенным образом. Разделение для них, может быть, более полезно. Они составляют свободные негустые рои, могут благодаря этому постоянно держаться на солнце или же двигаться вслед за грозовыми тучами; не исключено, что они черпают энергию из атмосферных разрядов. Но в момент опасности или, если взять шире, при внезапной перемене, которая угрожает их существованию, они объединяются…

— Но ведь должно же что-то вызвать эту реакцию объединения. И вообще — где находится во время «роения» невероятно сложная память всей системы? Ведь электронный мозг «умнее» любого из своих элементов. Если б демонтировали мозг, разве смогли бы эти элементы потом сами вскочить на соответствующие места? Сначала нужно было бы составить план всего мозга…

— Не обязательно. Достаточно было бы, чтобы каждый элемент содержал память о том, с какими другими элементами он непосредственно соединялся. Допустим, элемент номер один должен соприкоснуться определенными поверхностями с шестью другими элементами; каждый из них «знает» то же самое о себе. Таким образом, количество информации, содержащееся в отдельном элементе, может быть ничтожно малым, но кроме нее нужен всего лишь один сигнал, типа «Внимание! Опасность!», по которому все элементы соединяются надлежащим образом и мгновенно возникает «мозг». Но это, разумеется, лишь примитивная схема. Я предполагаю, что дело обстоит куда сложней, хотя бы потому, что такие элементы наверняка часто гибнут, а это ведь не должно отражаться на деятельности целого…

— Ладно. У нас нет времени, чтобы дальше обсуждать детали. Вы усматриваете в своей гипотезе какие-то конкретные выводы для нас?