Том 3. Non-fiction

Таких попыток я сам не предпринимал и просто следовал любимой пословице Алексея Павловича Хоменко. Он говорит, что это Конфуций, не знаю, но, по крайней мере, достойно Конфуция: «Если у тебя есть враг, спустись к реке, сядь у воды и смотри на реку (но это не Гребенщиков — это Хоменко), рано или поздно труп твоего врага проплывет мимо тебя». Я последние два года следую исключительно этому принципу в собственных поступках. Я просто ждал, чем все это кончится, потому что действовать было совершенно бесполезно. Кончилось это тем, что Слава стал отказываться от концертов, т. е. делать их ровно столько, сколько необходимо остальному народу. Начал уклоняться от общественных обязанностей по производству денег. Уезжал в Финляндию. Коллектив заподозрил меня и Белкина, как людей, которые не понимают, в чем кайф этой жизни, у которых такие непонятные проблемы, которые не понимают, что 8 тысяч рублей лучше, чем четыре, ровно в два раза. Потом состоялась Финляндия, после которой у совков окончательно поползла крыша. Не то, чтобы они делали какие-то особенные подлости, гадости, — ни Боже мой! Самый последний период славы «Наутилуса», когда все было, что нужно, и все были на своих местах, это были самые добрые, самые мягкие, самые покладистые люди, которых я видел в своей жизни, самые предрасположенные к сибаритству, к всепрощению, к бескорыстным поступкам на благо других и прочее. Баре, настоящие баре, такие совковые, новые. Пролетарии во дворянстве. И просто скука стала, ну, смертная. Я смотрел, тем более, что имел возможность сравнивать, наблюдая Кутикова и Макара, куда все это заводит, если повторяется много лет. То есть они навсегда становятся вот такими сытыми котами, которые чего-то в общем неплохо делают. Но кайф… кайф потерян. И хрен с ним, с чужим кайфом, кайфом публики — свой кайф потерян. Жизнь превращается в пищеварительный процесс голотурий. На морском донышке и ничего тебе не страшно. Враг нападет — можно кишки выпустить. Проглотит, уплывет, а у тебя кишок еще много, отрастают каждый божий день. Ну и стало совсем плохо. Слава, так… совсем. В один прекрасный день он просто пришел к Борису и сказал: «Давай-ка, это… Сам к ним сходи и скажи, что они больше не нужны». Ну, потому что нельзя было продолжать всю эту комедию. А дальше случилась беда: в этот момент никого с ним рядом не было, кроме Бори, который не знал ни Умецкого, ни Алены, потому что появился позже их ухода. Единственный человек, к которому Слава мог кинуться из музыкантов, был Умецкий. И он эту глупость сделал.

ИС: Все-таки почему Умецкий ушел как раз на заре этого печального движения катафалка?

ИК: Потому что, как только началась эта заря, Алена предложила своего администратора, которого она полностью контролирует. Она сказала, что он должен быть администратором, а Калужский, который ни черта не понимает, должен уйти. Причина была, конечно, не в том, что Калужский чего-то не понимал (все не понимали одинаково, кроме профессионалов, которые готовились зашибать капустку)…

ИС: Они тоже ничего не понимали.

ИК: Они понимали, как зашибать капусту. Наши не понимали даже этого.

ИС: Ну, черт его знает, ложное знание хуже полного незнания.

ИК: Разницы между теми коллективами, которые вели профессионалы и теми, которые вели непрофессионалы (вроде Светы Данилишиной), в результате не получилось никакой, учитывая финал.