Том 3. Non-fiction

ОС: То, что мы сейчас делаем, сегодня близко к моему пониманию свободы творческой. Свободы вылепливания в звуке своей картины мира, с одной стороны, и, с другой стороны, такого ремесленного смирения — то, что мне тоже очень нравится. Когда полная свобода формализуется в очень сложные технологии изготовления продукта. Очень сложные.

ИК: Я бы даже добавил слово «мучительной».

ОС: Меня это очень-очень порадовало и казалось очень близким, потому что я эти технологии в свои консерваторские годы хорошо представлял, как мучительно тяжело настоящая музыка делается. А потом, попав в рок-н-ролльную среду, я слышал много мнений о том, что вот этот труд весь не нужен, это кропотливое обучение, образование, и потом реализация того, чему ты научился — не нужно. Все идет от Бога, а музыкант всего лишь проводник, ничего не надо делать, надо бухать, долбаться и набирать жизненных впечатлений, а потом выплескивать все в альбомах и на сцене. Это такая традиционная точка зрения.

ИК: Достаточно однообразная.

ОС: И в рок-н-ролле меня последние годы угнетало то, что по-русски называется «халявность», «быстрота» и «спонтанность»…

У нас другой метод, мы очень долго и кропотливо работаем, как все техно-музыканты в мире. Когда идеологи ORB несколько лет делают свой альбом, тщательно возясь с каждым звуком, — это достойно уважения.

ИК: Вылизывают.

ОС: Не знаю, что они там делают. Я думаю, они вылизывают много чего. Это достойно уважения. В моей жизни два полюса сомкнулись неожиданно: консерваторский и самый радикальный. Новый, электронно-авангардный какой-то, постмодернистский. И у меня не порвалась связь времен, а восстановилась. Я какую-то внутреннюю гармонию здесь нашел. И поэтому то, что мы сегодня слушаем, для меня это был вопрос какого-то гигантского наслаждения. Самое главное — получилось сделать то, что хотелось. И мы здесь отвечаем за каждую ноту, за каждое слово. И это счастье.

АК: Как вы дополняете друг друга?

ИК: Прекрасно. Мы настоящие, нормальные солдаты во взводе. Мы в меру ругаемся, в меру прощаем друг друга. Порой посылаем на х**, как полагается между двумя взрослыми мужчинами, которые уже не имеют особенных иллюзий по поводу этой жизни, которые много чего повидали на своем веку… Главная проблема у нас сейчас — как и когда почистить зубы. И правильно ли с точки зрения стоматологии чистить зубы первый раз в восемь часов вечера? У нас две ключевые фразы при создании этого альбома: «Я иду чистить зубы» и «Где карандаш?» Карандашом записывается в монтажные листы новое состояние треков. А зубы — это такая вечная проблема… Мы начинаем их чистить в десять часов утра и завершаем в восемь вечера. Потому что человек, который идет по дороге к зубоочистительному центру, вдруг поворачивается и говорит: «Да, кстати, а неплохо бы здесь сделать корректуру звука». «Как?» — спрашивает второй, сидящий за пультом. Первый возвращается в комнату: «Ну, вот так». И после этого продолжает рассуждать: «Да, хорошо звучит. Ну, я пойду, зубы почищу, пока ты это делаешь». По дороге поворачивает назад и говорит: «Слушай, а неплохо бы вот этот сэмпл немного прибрать, потому что слишком жирно получается». «Как?» — говорит тот, который сидит за пультом. «Ну, вот так. Ну ладно, ты делай… А я пойду почищу зубы». И так происходит с десяти утра до восьми вечера.

АК: Каковы строгие функции каждого из вас, индивидуальные функции? И где они пересекаются?

ИК: Ну, я бы так сказал, что, в общем-то, в силу нашего образования и бэкграунда, которые получены, пока, на настоящий момент Олег больше ответствен за то, что называется музыкой в узком смысле этого слова, то есть гармония, ноты и прочее. Я больше ответственен за то, что называется звуком в узком смысле этого слова, т. е. подбирание звуков, звучание, обращение с аппаратурой. Мы стараемся меняться этими функциями, передавать друг другу и постепенно инфильтрация происходит. И я начинаю играть, а Сакмаров начинает крутить ручки. Я думаю, что пройдет время, и мы будем друг другу идентичны в этом смысле. Это если брать технологическую сторону.

А если брать душевную сторону, то я, будучи человеком истеричным, темпераментным и требовательным к жизни, в каком-то смысле вношу во все это струю какого-то критицизма, энергии такой мужской. В свою очередь, Олег вносит в это энергию душевности. Его основной вклад — в лиричность, в чувства, в эмоцию. В нежную сторону всего того, что мы делаем.

АК: То есть можно так понимать, что вы начинали как дуэт композитора и музыкального коллекционера, а потом это все начало смещаться?

ОС: Музыкальный коллекционер — это Гребенщиков.

ИК: Я скажу, что мы начинали как дуэт двух наркоманов, и, в общем-то, надеемся оставаться в том же качестве.

ОС: А я с ужасом представляю момент, когда Кормильцев начнет писать музыку, а я — стихи. Вот что тут будет…