Том 3. Пьесы

Ефросимов. Открытие я сделал первого мая и узнал, что я вывел из строя все отравляющие вещества — их можно было сдавать в сарай. Животная клетка не только не поглощала после просвечивания никакого отравляющего вещества, но более того — если даже организм был отравлен, живое существо еще можно было спасти, если только оно не умерло. Тогда я понял, что не будет газовой войны. Я просветил себя. Но только пятнадцатого утром мастер принес мне коробку, куда я вмонтировал раствор перманганата в стеклах и поляризованный луч. Я вышел на улицу и к вечеру был у Адама. А через час после моего прихода был отравлен Ленинград.

Дараган. Но вы хотели этот луч отдать за границу?

Ефросимов. Я могу хотеть все, что я хочу.

Дараган (ложась). Послушай, Адам, что говорит специалист. Я ослабел. Меня пронизывает дрожь... А между тем я должен встать и лететь... Но оперение мое, оперение мое! Цело ли оно? Кости мои разломаны! Но внутри я уже больше не горю. Но как же, как же так? Мы же встретили их эскадрилью над Кронштадтом и разнесли ее...

Адам (наклоняясь к Дарагану). Дараган, это были не те. Те прошли в стратосфере, выше.

Дараган. Ну ладно... Я полечу... Я полечу.

Ефросимов. Вы никуда не полетите, истребитель! Да и незачем вам лететь!.. Все кончено...

Дараган. Чем кончено?! Я хочу знать, чем это кончено! И знаю, чем это кончится. Молчите!

Ефросимов. Не только лететь, но вам нельзя даже сидеть... Вы будете лежать, истребитель, долго, если не хотите погибнуть.

Дараган. Возле меня никогда не было женщины, а я хотел бы лежать в чистой постели и чтобы чай с лимоном стоял на стуле. Я болен!.. А отлежавшись, я поднимусь на шесть тысяч, под самый потолок, и на закате... (Адаму.) Москва?

Адам. Москва молчит!

Ева. И мы слышим только обрывки музыки и несвязные слова на разных языках! Воюют во всех странах. Между собой.

Адам. На рассвете мы сделали пятьдесят километров на машине и видели только трупы и осколки стеклянной бомбы, а Ефросимов говорит, что в ней бациллы чумы.

Дараган. Здорово! Но больше слушать не хочу. Ничего не говорите мне больше! (Пауза. Указывая на Адама.) Пусть он распоряжается, и я подчиняюсь ему.

Адам. Ева, помоги мне поднять его.

Поднимают Дарагана. Ева подхватывает узел.

Дараган. Куда?

Адам. В леса. За бензином.

Дараган. И за самолетом!

Адам. Ну ладно, едем. Может быть, проберемся на аэродром. Потом вернемся сюда, чтобы взять мелочь. И вон! А то мы вовсе не вывернемся!..

Уходят.

Долгая пауза. Слышно, как застучала машина и ушла. Через некоторое время в магазин вбегает Пончик-Непобеда. Пиджак на нем разорван. Он в грязи.

Пончик (в безумии). Самое главное — сохранить ум, и не думать, и не ломать голову над тем, почему я остался жить один. Господи! Господи! (Крестится.) Прости меня за то, что я сотрудничал в «Безбожнике». Прости, дорогой Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру — это был именно я! Я сотрудничал в «Безбожнике»[174] по легкомыслию. Скажу тебе одному, Господи, что я верующий человек до мозга костей и ненавижу коммунизм. И даю тебе обещание перед лицом мертвых, если ты научишь меня, как уйти из города и сохранить жизнь, — я... (Вынимает рукопись.) Матерь Божия, но на колхозы ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну мужики были порознь, ну а теперь будут вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они, окаянные! Воззри, о Господи, на погибающего раба твоего Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный, Господи, и дед мой служил в консистории. (Поднимается с колен.) Что ж это со мной? Я, кажется, свихнулся со страху, признаюсь в этом. (Вскрикивает.) Не сводите меня с ума! Чего я ищу? Хоть бы один человек, который научил бы...

Слышен слабый дальний крик Маркизова: «Помогите!..»

Не может быть! Это мерещится мне! Нет живых в Ленинграде!

Маркизов вползает в магазин. За спиной у него котомка, одна нога обнажена, и видно, что ступня покрыта язвами.

Маркизов. Вот дотащился... Здесь и помру... Мне больно! Я обливаюсь слезами, а помочь мне некому, гниет нога! Всех убили сразу, а меня с мучениями. А за что? Ну и буду кричать, как несчастный узник, пока не изойду криком. (Кричит слабо.) Помогите!

Пончик. Человек! Живой! Дошла моя молитва! (Бросается к Маркизову, обнимает его.) Да вы Маркизов?!

Маркизов. Я, я — Маркизов! Вот видите, гражданин, погибаю! (Обнимает Пончика и плачет.)

Пончик. Нет, стало быть, я не сумасшедший. Я узнал вас! А вы меня?

Маркизов. Вы кто же будете?

Пончик. Да как же вы не узнаете меня, боже ты мой! Узнайте, умоляю! Мне станет легче...

Маркизов. Я почему-то вижу плохо, гражданин.