Том 3. Пьесы

Маркизов. Стоп! Станция! Вот ты, я понимаю, человек большой. Пишешь ты здорово, у тебя гений. Объясни ты мне, отчего литература всегда такая скучная?

Пончик. Дурак ты, вот что я тебе скажу!

Маркизов. За печатное я не скажу. Печатное всегда тянет почитать, а когда литература... «Эх, Ваня, Ваня» — и более ничего. Межа да колхоз!

Пончик. Господи! Какая чушь в голове у этого человека, сколько его ни учи! Значит, по-твоему, литература только писанная — да? И почему всегда «межа да колхоз»? Много ты читал?

Маркизов. Я массу читал.

Пончик. Когда хулиганил в Ленинграде? То-то тебя из союза выперли за чрезмерное чтение...

Маркизов. Что ты меня все время стараешься ткнуть? Правильно про тебя сказано в книге: «полевой змей»! А про меня было так напечатано (вспоминает): «Умерло, граф, мое прошлое».

Пончик. Ох, до чего верно сказал покойный Аполлон Акимович на диспуте: не мечите вы, товарищи, бисера перед свиньями! Историческая фраза! (Швыряет рукопись. Выпивает.)

Пауза.

Маркизов. Она не любит его.

Пончик. Кто кого?

Маркизов (таинственно). Ева Адама не любит.

Пончик. А тебе какое дело?

Маркизов. И я предвижу, что она полюбит меня.

Пончик. Что такое?

Маркизов (шепчет). Она не любит Адама. Я проходил ночью мимо их шатра и слышал, как она плакала.

Пончик (шепотом). Шатаешься по ночам?

Маркизов. И Дарагана не любит, и тебя не любит, а великий Ефросимов... Ну так он великий, при чем он тут? Стало быть, мое счастье придет...

Пончик. Однако... Вот что... Слушай: я тогда на пожаре в банк завернул в Ленинграде — там у меня текущий счет — и вынул из своего сейфа. (Вынимает пачку.) Это — доллары. Тысячу долларов тебе даю, чтобы ты отвалился от этого дела.

Маркизов. На кой шут мне доллары.

Пончик. Не верь ни Адаму, ни Дарагану, когда они будут говорить, что валюта теперь ничего не будет стоить на земном шаре. Советский рубль — я тебе скажу по секрету — ни черта не будет стоить... Не беспокойся, там... (указывает вдаль) ...народ остался. А если хоть два человека останутся, доллары будут стоить до скончания живота. Видишь, какой старец напечатан на бумажке? Это вечный старец! С долларами, когда Дараган установит сообщение с остальным миром, ты на такой женщине женишься, что все рты расстегнут... Это тебе не Аня-покойница... А возле Евы тебе нет места, хромой черт! На свете существуют только две силы: доллары и литература.

Маркизов. Оттесняют меня отовсюду, калеку! Гением меня забиваешь! (Прячет доллары, играет на гармонике вальс. Потом бросает гармонику.) Читай дальше роман!

Пончик. То-то. (Читает.) «...свежие щечки колхозниц. “Эх, Ваня, Ваня...”»

Ева (внезапно появившись). «...зазвенело на меже»! Заколдованное место! Но неужели, друзья, вы можете читать в такой час? Как же у вас не замирает сердце?

Слышно, как взревел аэропланный мотор вдали на поляне.

Слышите?

Мотор умолкает. Ева подходит к радио, зажигает лампы, вертит кнопки, слушает.

Ничего, ничего!

Маркизов. Ничего нет, я с утра дежурю! (Достает букет.) Вот я тебе цветов набрал, Ева.

Ева. Довольно, Маркизыч, у меня весь шатер полон букетами. Я не успеваю их ни поливать, ни выбрасывать.

Пончик. Сущая правда! И этот букет, во-первых, на конский хвост похож, а во-вторых, нечего травой загромождать шатер... (Берет букет из рук Маркизова и выбрасывает. Говорит тихо.) Это жульничество... Деньги взял? Аморальный субъект...

Ева. Что там такое?

Маркизов. Ничего, ничего, я молчу. Я человек купленный.

Ева. Ну вас к черту, ей-богу, обоих! Вы с вашими фокусами в последнее время мне так наскучили! Обед готов?

Маркизов. Сейчас суп посмотрю.

Пончик. Кок! Посмотри суп, все голодны.

Ева. Если ты хочешь помочь человеку, который желает учиться, то не сбивай его. Повар — не кок, а кук.

Пончик. Разные бывают произношения.

Ева. Не ври.

Маркизов. Повар — кук? Запишу. (Записывает.) На каком языке?

Ева. По-английски.

Маркизов. Так. Сейчас. (Уходит.)

Пончик. Ева, мне нужно с тобой поговорить.

Ева. Мне не хотелось бы...

Пончик. Нет, ты выслушай!

Ева. Ну.

Пончик. Кто говорит с тобою в глуши лесов? Кто? До катастрофы я был не последним человеком в советской литературе. А теперь, если Москва погибла так же, как и северная столица, я единственный! Кто знает, может быть, судьба меня избрала для того, чтобы сохранить в памяти и записать для грядущих поколений историю гибели! Ты слушаешь?

Ева. Я слушаю с интересом. Я думала, что ты будешь объясняться в любви, а это — с интересом!

Пончик (тихо). Я знаю твою тайну.

Ева. Какую такую тайну?..

Пончик. Ты несчастлива с Адамом.