Том 3. Повести и драмы

К несчастью, она, как и большинство женщин, не поняла шутки и эту шутливую пилюлю вернула ему сейчас же назад.

— Во всяком случае, ты сам сознался, что пьешь!

— Я? Боже избави! Ведь я же сказал иронически.

— Иронически? Теперь к жене относятся уже иронически! Раньше было по-иному?

— Но ведь ты сама настояла на брачной церемонии! Почему же теперь всё идет по иному?

— Конечно, потому что мы обвенчались!

— Да, частью поэтому, а частью и потому, что природа самого увлечения такова, что оно проходит со временем.

— Так что с твоей стороны было только одно увлечение?

— Не только у меня, но и у тебя тоже и у всех других. Всё дело только в продолжительности! Понимаешь?

— Да, у мужчин, действительно, любовь только увлечение.

— Нет, у всех!

— Как, только увлечение?

— Да, да, да! Но, несмотря на это, можно и после оставаться добрыми друзьями!

— Для этого совершенно не нужно венчаться.

— Я всегда это находил!

— Ты? Разве ты не хотел нашей свадьбы?

— Да, потому что ты на этом настаивала ежедневно в течение трех лет!

— Но ведь ты также этого хотел!

— Только потому, что хотела ты! Скажи мне теперь спасибо за это!

— Не благодарить ли мне тебя за то, что ты не заботишься о жене и ребенке и проводишь время в попойках?

— Нет, не за это, а за то, что я согласился жениться на тебе!

— Так что во всяком случае я должна быть благодарна тебе?

— Конечно, как и всякий порядочный человек, когда исполняют его желание.

— Могу сказать — не большое удовольствие быть замужем, в особенности так, как я; я никогда не дождусь от твоих родных должного уважения.

— Зачем тебе мои родные? Ведь я на твоих не женился.

— Да, потому что для тебя они недостаточно благородны.

— Очевидно, мои для тебя — достаточно благородны; если бы они были сапожниками, ты бы не так много о них думала.

— Сапожники? Да разве они не люди?

— Да, да, конечно, но я не думаю, чтобы ты стала особенно добиваться знакомства с ними.

— Добиваться? Я вообще ни за кем не гоняюсь.

— Вот и прекрасно.

Но «прекрасного» в их жизни выломало, и она никогда уж больше не сделалась прекрасной. В венчании или в чём другом было дело, но только Мария-Луиза всегда находила, что теперь совсем не то, что прежде; не так «обоюдно-весело», как она выражалась.

Асессор держался того мнения, что тут не одно венчание причиной. Ему приходилось самому видеть, что и гражданские браки не всегда прочны. И Софи с его другом, которых он тайком изредка навещал, в один прекрасный день положили «предел», как они выразились. А ведь они не были венчаны.

Итак, не в этом было дело!

(пер. Ю. Балтрушайтиса)

Пасха

Лица.

Фру Гейст.

Элис, её сын, кандидат филологии, учитель.

Элеонора, её дочь.

Кристина, невеста Элиса.

Вениамин, гимназист.

Линдквист.

Обстановка для всех актов.

Вся обстановка состоит из стеклянной веранды в нижнем этаже, превращенной в жилую комнату. Посредине большая дверь, ведущая в садик с забором и калиткой на улицу. По ту сторону улицы — которая, как и дом, расположена на пригорке — виден низкий забор вокруг сада, спускающегося вниз, к городу. Глубину сцены представляют верхушки деревьев этого второго сада в весенней зелени. Над ними видна церковная башня и фронтон монументального дома.

Стеклянные окна на веранде, которая занимает всю ширину сцены, закрыты занавесками из светло-желтого, с разводами, кретона и могут запираться. На оконном косяке налево от двери висит зеркало, под зеркалом календарь.

Направо от двери, в глубине, большой письменный стол с книгами, с письменными принадлежностями и телефоном. Налево от неё обеденный стол, изразцовый камин, буфет. На авансцене, направо, рабочий столик с лампой. Возле него два кресла. Висячая лампа с потолка.

Вдоль улицы газовые фонари с Ауэровскими горелками.

На веранде, налево, дверь в жилое помещение; направо дверь в кухню.

Действие — в наши дни.

Действие I

Великий четверг.

Музыка перед этим действием: Гайдн: Sieben Worte des Erlösers.

Введение: Maestoso Adagio.

Косой солнечный луч слева проникает в комнату и падает на одно из кресел у рабочего стола. На другом, неосвещенном, кресле сидит Кристина и продевает шнурок в пару белых только что выглаженных занавесок. Входит Элис в расстегнутом теплом пальто, с большой кипой бумаг, которые он кладет на письменный стол. Затем снимает пальто и вешает его налево.

Элис. Здравствуй, дружок!

Кристина. Здравствуй, Элис!

Элис, озираясь кругом. Зимняя рамы долой; вымытый пол, чистые занавески… да, вот и опять весна! И лед убрали, и верба зацвела внизу у речки… да, весна… И я могу повесить свое зимнее пальтишко… Знаешь, оно такое тяжелое, взвешивает пальто на руке, как будто впитало в себя все зимние заботы, пот беспокойства и школьную пыль… Эх!

Кристина. Так у тебя теперь каникулы!

Элис. Печальные каникулы! Пять славных деньков, чтобы наслаждаться, вздохнуть, забыться! Протягивает Кристине руку и затем садится в кресло. Да, вот и опять вернулось солнышко… Оно ушло в ноябре, я помню день, когда оно скрылось за пивоварней, скользнув по улице… Ах, эта зима! Эта долгая зима!