Том 3. Повести и рассказы. Фронтовые записи

– Когда я закрою глаза, чудная встает передо мной картина… Тепло… светло. Идут люди, а также ребятишки и красивые девушки. Песни поют… Несут цветы… Лимоны там, фрукты разные. Весело! А дорога перед ними… – Он зажмурился. – Дорога… лети, вертись, как круглый шар по бильярду! – Коля смотрит на лист бумаги, на нем довольно точно воспроизведена по памяти картина Нины, но человечки нарисованы очень смешные: очень уж широко открыты их поющие рты, слишком пышны в их руках букеты, и слишком беспечны их веселые лупоглазые лица. – И вот, когда возникает передо мной эта чудная картина, то сразу представляется мне еще другая дорога: разбитая «эмка», дым, пустые обоймы. И на снегу перчатка моего капитана, который укутал меня шинелями, чтобы я, Башмаков, не сдох и жил для общей, а отчасти и для своей пользы…

Раненый удивленно поднял от книги глаза на Колю и смотрит, как тот говорит, обращаясь теперь только к игрушечному солдатику:

– Странно! И что мне эта картина? Картон… Краска… Звук далекой музыки… Вроде как и ты, смешной солдат, чужая тень, простая оловяшка… Так почему же, когда я смотрю на вас, сжимается у меня за людей сердце?..

– Потому что ты сидишь с утра за бумагой, – говорит раненый с книгой. – Сейчас я позову сестру, и она отберет у тебя ручку и чернила.

Коля торопливо принимается писать снова.

Двое раненых играют в шашки; один, сидя в кресле, тренькает на мандолине и тихонько напевает:

Письмо придет  – она узнает.
На щеку скатится слеза…
И горько-горько зарыдают
Ее прекрасные глаза…

Коля отрывается от письма и говорит раненому:

– Прошло всего четыре дня, а мне кажется, что прошло четыре года.

Он задумался. Потом опять заговорил не то с раненым, не то сам с собой:

– Когда я вступал в партию, меня один человек спрашивает: «Чего тебе впереди надо?» Я отвечаю: «Чего всем людям: счастья…» Он говорит: «Про это в программе не написано. Наша цель – социализм и далее коммунизм в развернутом виде. А счастье – понятие неопределенное и ненаучное…» – «Нет, – говорю я, – для отдельного типа действительно так. Кто его угадает, что ему в жизни надо? Одному – жена, другому – изба, третий на рояле играть любит… Но чего всем людям вместе надо, это и научно определить возможно».

Медицинская сестра проходит мимо:

– Товарищ Башмаков, что вы бормочете? Оставьте чернила и бумагу. Идите гулять или играть в шашки.

– Шашки – пустое развлечение. Это игра не для моего характера… Сестра, как бы мне получить из цейхгауза вещи? В гимнастерке лежит неотправленное письмо капитана.

– Вещи и документы вы получите послезавтра, когда пойдете в отпуск.

Сестра уходит, и Коля снова обращается к раненому:

– Доктор сказал: «Странный случай в медицине. Если обыкновенного человека стукнуть по голове, он дуреет. В вас же швырнули бомбой, ударили головой о дерево, а вы сидите и рассуждаете, как настоящий философ».

– Он пошутил. Это он сказал для ободрения духа. – Раненый показывает на рваную бумагу: – Вот ты уж десять раз письмо рвешь и опять пишешь… Это разве философия? Это дурь!

– Я пишу семье моего погибшего начальника… Я пишу: «Девушка, зачеркните на вашей картине цветы. Капитан был прав, и нынче без боя дороги не бывает!»

Раненый пожимает плечами:

– Доктор определенно пошутил. Случай в медицине самый обыкновенный…

Сестра подходит и говорит твердо:

– Больной Башмаков, оставьте ручку и чернила. Идите гулять. Отдыхайте или играйте в шашки.

Коля торопливо берет конверт, вкладывает в него исписанный лист бумаги и пишет адрес: «Ленинград, Красноармейская, 119, Максимовым. Лично для Нины». Быстро подходит он к стоящему тут же в комнате почтовому ящику. И мгновение медлит.

Раненый с мандолиной громко запевает!

Письмо придет  – она узнает,
На щеку скатится слеза…

Коля рывком бросает письмо в щель почтового ящика.

Играющие в шашки с треском заканчивают партию. Раненый, который читал, захлопывает книгу. Все они разом, дружно подхватывают:

И гор-р-рько-горько зарыдают
Ее прекрасные глаза…

* * *

Нина сидит на кровати около Саши. Она берет его за руку и говорит:

– Женя в школе, няня в магазине. Я вернусь скоро. Саша, я прошу тебя, к окну не подходи близко…

– Женька моих голубей не кормит. И там кто-то их к своему окну переманивает.

– Хорошо, я буду их кормить сама. Ты мне веришь?

– Почему папа не ответил на твою телеграмму?

– Почему? Очень просто: они, вероятно, перешли в наступление, и телеграмма его не застала на старом месте.

– А где у него было старое место?

– Я не знаю… Ну, где-нибудь в лесу, – Нина улыбается, – под елкой. Ты, Саша, сам командир и это дело лучше меня знаешь.

– Да, конечно, – благодарно улыбаясь, говорит Саша. – Они перешли в наступление. И я перейду в наступление тоже. Иди. Я тебя люблю, Нина.

Нина ушла, а Саша подошел к окну, поцарапал по заснеженному стеклу пальцем и сделал круглую дырочку. Прилетают голуби и усаживаются на карниз окна.