Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Евдокия Антоновна.Нахал!

Скрываются.

Мишка.Плюнь, брат Глуховцев. Не стоит связываться!

Глуховцев.Я ей сказал: если ты пойдешь, то больше не возвращайся. И она, брат Миша, пошла. Что ты на это скажешь?

Мишка.Значит, дрянь. Что она, гулящая, что ли, Ольга Николаевна?

Глуховцев.Выходит, что так. Как это дико, как это ужасно, Миша. Вон музыка играет, вон люди гуляют, — неужели это правда? Сидела здесь и была Оль-Оль, а теперь пошла с офицером… С офицером. С каким-то офицером, которого первый раз видит. И это — любовь! (Смеется.)

Мишка.Любви, Коля, не существует. Просто, брат, стремление полов, а остальное — беллетристика.

Глуховцев.А я думал, что существует.

Снова проходит та же подкрашенная женщина, напевая: «Я обожаю, я обожаю…»

Подкрашенная женщина.Угостите, коллега, папироской.

Мишка молча достает папироску и огня.

Онуфрий(подходя).Ну, Коля, очень я сомневаюсь, чтобы, при наличности такой тещи, вы могли образовать тихое семейство. Но девчонку все-таки жалко: что она, со страху, что ли?

Глуховцев.Да, боится чего-то.

Онуфрий.Ну, конечно, со страху. Голода боится, мамаши боится, тебя боится, ну и офицер ей тоже страшен, — вот и пошла. Глазки плачут, а губенки уж улыбаются — в предвкушении тихих семейных радостей. Так-то, Коля: пренебреги, и если можешь, то воспари.

Мишка.Ну так как же, братцы? Чужое добро впрок не идет, — нужно трехрублевку пустить в обращение.

Онуфрий.Я с удовольствием, Миша. К Немцу?

Мишка.Можно и к Немцу. У Немца раки великолепны. За упокой души!

Глуховцев.Чьей души?

Онуфрий.Всякая душа, Коля, нуждается в поминовении.

Блохин(подходит, запыхавшись).П… п… пять целковых. С… с… сказал Веревкину, что я его ночью оболью керосином и подожгу. Заплакал, но дал.

Онуфрий(молитвенно).Что это будет!

Мишка.Вот подлец! А клялся, что три целковых последние.

Блохин(оглядываясь).А… а где же?

Онуфрий(мечтательно).Петь хочешь, Сережа?

Блохин(сердито).Вот черти! А я думал, что и вправду… вот черти. Куда же, к Немцу?

Глуховцев.Ну и напьюсь же я, братцы.

Онуфрий.Никогда не нужно, Коля, злоупотреблять спиртными напитками. Злоупотребишь — и потянет тебя в тихое семейство. А потянет тебя в тихое семейство — вот тебе, Коля, и капут. Потому что гений и тишина несовместимы, брат.

Мишка.Айда, ребята! Ходу!

Глуховцев.Ну и напьюсь же я!

Блохин(в упоении).Вот черти! Эх, попоем же, братцы…

Мишка.Ходу, ходу!

Оркестр играет «Тореадора и Андалузку».

Занавес

Действие третье

Меблированные комнаты «Мадрид».

Довольно большая комната, в которой живет Ольга Николаевна с матерью. За деревянной, не доходящей до потолка перегородкой спальня; в остальном обстановка обычная: круглый стол перед проваленным диваном, несколько кресел, зеркало; грязновато; в кресле валяется чья-то юбка. Сумерки. В открытую форточку доносится негромкий благовест с ближайшей, по-видимому, небольшой церковки: звонят к вечерне.

Ольга Николаевна, вся в черном, бледная, читает у окна «Московский листок». За перегородкой горничная Аннушка убирает постель.

Ольга Николаевна.В «Московском листке» пишут, что опять шесть самоубийств, Аннушка. И все женщины, и все уксусной эссенцией… Как они могут? Вы очень боитесь смерти, Аннушка?

Аннушка(из-за перегородки).Кто же ее не боится, барышня?

Ольга Николаевна.Я боюсь смерти. Иногда так трудно жить, такие несчастья, такая тоска, что вот, кажется, взяла бы и выпила. А нет, страшно. И, должно быть, очень больно — ведь она жгучая, эта эссенция.

Аннушка.У нас горничная, которая допрежь меня жила, эссенцией отравилась: мучилась долго, два дня.

Ольга Николаевна.Умерла?

Аннушка.Схоронили. А поздно вы встаете, барышня. Люди добрые к вечерне идут, а вы только-только глазки протираете. Нехорошо это!

Ольга Николаевна.А зачем рано вставать? Не все ли равно! Когда спишь, жизни по крайней мере не чувствуешь. А кроме того, бывают хорошие сны. Аннушка, а студент… Глуховцев дома?

Аннушка.Сейчас к себе в номер прошел…

Ольга Николаевна.Один?

Аннушка.С товарищем с каким-то. Вихлястый такой, на подсвечник похож.

Ольга Николаевна.Уж вы скажете — на подсвечник! Аннушка, голубчик, сделайте мне такое одолжение: когда товарищ уйдет, передайте Глуховцеву вот эту записочку.

Аннушка.Не стоило бы, барышня! Студент они хорошенький, зачем смущать? Ну, уж если вы приказываете, конечно, отнесу. (Выходит из-за перегородки.)Где записочка, давайте.