Ст. студент. Нет, все. Мне трудно бы было выбирать, и это уже совсем бы походило на измену. Да и не хотел я, идя в новую жизнь, сохранять какую бы то ни было материальную связь с прошедшим. Несколько карточек Наташи и моей девочки, да разве еще вот эта седая голова — это все, что осталось у меня от прожитого.
Козлов. Значит — начинать жизнь с начала?
Ст. студент
Костик. А не боязно? Дело-то вы серьезное затеяли.
Ст. студент. Да, я знаю… Нет, не страшно.
Костик. Ну — в добрый час тогда. Дорога-то дальняя!
Лиля
Онуфрий
Дина. А скажите… если вам не трудно об этом говорить… от чего умерла ваша жена?
Ст. студент. Девочка принесла с улицы дифтерит. Обе они умерли почти в один час. Да, умерли… ну, а я продал книги и приехал сюда. По счастью, мне выдали жалованье за то время, как я был болен, и теперь я человек совсем обеспеченный.
Лиля. А вы долго были больны?
Ст. студент. Около года. Я был в больнице для душевнобольных.
Ст. студент
Гриневич. Я.
Ст. студент. А помните вы конец?.. «И в мерцаньи ночей, я все с ней, я все с ней, с незабвенной — с невестой — с любовью моей»… Да.
Лиля. Вот что, вы приходите к нам, мы с Верочкой живем. И я к вам ходить буду, можно?
Ст. студент. Сердечно буду рад.
Лиля. Я буду называть вас Старым Студентом — хорошо?
Петровский. Размокропогодилась наша Лилюша.
Онуфрий. А тебя не трогают, ты и молчи. Видишь, народ безмолвствует.
Ст. студент
Костик
Козлов. Вспомнил!
Ст. студент
Дина
Тенор. Законник!
Костик. Ну ладно, законник. Надо же оформить, с меня же потом спросите. Ну, а кто рекомендует?
Лиля. Я.
Петровский
Костик. Да нельзя же так, Лиля, вы сами сейчас только увидели товарища. Тогда и все мы можем рекомендовать.
Лиля. Ну все и будем рекомендовать — тем лучше.
Тенор. Петр Кузьмич, чай готов. Пойдемте, я проведу вас в столовую.
Дина. Ну, ушли! Что же вы не идете в столовую, Петр Кузьмич? И я с вами пойду, я вас чем-нибудь покормлю. Вы устали, бедный? Мы вас замучили.
Ст. студент
Онуфрий. Старенек.
Кочетов. Да, есть тот грех.
Блохин. С-седой.
Козлов. Седой. А бородка-то клинушком, чтобы поменьше казалась. Бодрится.
Онуфрий. Бунтует.
Петровский. Да он ничего, он держится.
Онуфрий. Эх-ма! Принять-то, конечно, принять, а только по совести скажу: старик сомнительный. Влюбится еще — такой он тут размазни наделает, в глубоких калошах не пролезешь.
Лиля. Свинство так говорить! Он жену свою любит.
Онуфрий. Мертвую-то? Кто же мертвых любит искренно — одни гробовщики. А такие, как они, без любви не могут, я их знаю. Эх, Лиля, Лилюша, душа моя милая: перед любовью да перед временем всякий человек подлец.
Козлов