Руфь уклонилась от прямого ответа, она лишь посетовала на то, что мать не понимает ее. На самом же деле эта умудренная жизнью, спокойная женщина понимала прелестную бунтарку лучше, чем Руфь сама понимала себя. Возможно, что и у матери в прошлом была своя история и что она тоже некогда билась молодыми крыльями о клетку традиций, предаваясь мечтам о новом общественном порядке и переживая тот пламенный период в жизни всякого мечтателя-одиночки, когда еще веришь, что силой одного только разума можно изменить весь мир.
На письмо Филиппа Руфь ответила сразу же сердечным, однако лишенным излишней сентиментальности письмом. Филиппу оно очень понравилось, — как, впрочем, нравилось все, что делала Руфь. Однако у Филиппа осталось смутное впечатление, что письмо имеет больше отношения к ней самой, чем к нему. Выйдя из «Южного» прогуляться, он взял письмо с собой и на одной из самых малолюдных улиц перечитал его. Несформировавшийся и ничем не примечательный почерк Руфи показался ему своеобразным и необычным, не похожим на почерк ни одной другой женщины.
Руфь выражала свою радость по поводу успехов Филиппа и уверенность в том, что его талант и мужество помогут ему пробиться в жизни. Она будет молиться, чтобы бог послал ему удачу и чтобы индейцы в Сент-Луисе не сняли с него скальп.
Последняя фраза несколько озадачила Филиппа, и он пожалел, что написал ей об индейцах.
ГЛАВА XV
РУФЬ ИЗУЧАЕТ МЕДИЦИНУ. АНАТОМИЧЕСКИЙ ТЕАТР
— Rationalem quidem puto medicinam esse debere, instrui vero ab evidentibus causis obscuris omnibus non a cogitatione artificis, sed ab ipsa arte rejectis. Incidere autem vivorum corpora et crudele, et supervacuum est: mortuorum corpora discentibus necessarium.
Эли Боултон и раньше часто не без тревоги говорил с женой о Руфи. Из всех их детей она одна не хотела мириться с запретами и унылой рутиной «Общества Друзей», не проявляла ни малейшего желания принять «внутренний свет»[57]
в качестве руководства к жизни бездеятельной и пассивной. Когда Маргарет Боултон рассказала мужу о новых планах Руфи, он удивился гораздо меньше, чем она ожидала. Более того, он сказал, что если женщина чувствует призвание к медицине, пусть она и занимается ею, почему бы нет?— Но подумай, ведь она совсем не знает жизни, да и здоровье у нее плохое, — возражала его жена. — Разве такая слабенькая девочка сможет вынести все тяготы изучения медицины, а потом напряженную жизнь врача?
— А ты не подумала, Маргарет, каково ей будет отказаться от цели, к которой она стремится всей душой? Когда она в детстве болела, ты же сама заменяла ей учителей и знаешь, какая у нее сила воли, сколько настойчивости и решительности вкладывала она в учение. Она не успокоится, пока не испытает свои силы.
— Уж лучше бы она влюбилась и со временем вышла замуж, — заявила Маргарет с непоследовательностью, свойственной не одним только женщинам. Думаю, это излечило бы ее от некоторых идей. Может, если послать ее учиться в какой-нибудь другой город, она попадет в новую обстановку и мысли ее примут совсем другое направление?
Эли Боултон чуть не засмеялся, глядя на жену с нежностью, пронесенной им через все годы их совместной жизни.
— А ты разве не помнишь, что до нашей свадьбы, еще до того как ты вошла в Собрание, ты тоже была полна всяких идей, — сказал он. — Мне кажется, что Руфь честно идет навстречу тем стремлениям, которые ты спрятала под квакерским платьем.
Против этого Маргарет ничего не могла возразить; молчание ее говорило о том, что в своем прошлом она ищет доводы против только что высказанных ею мыслей.
— Почему бы не разрешить Руфи позаниматься некоторое время? — сказал Эли. — У нас в городе недавно открылся женский медицинский колледж. Возможно, она сама скоро обнаружит, что ей не хватает общей подготовки, и согласится с твоим предложением повидать свет и поучиться в каком-нибудь солидном учебном заведении.
На этом они и порешили, и Маргарет, отнюдь не одобрявшей этого плана, в конце концов пришлось согласиться, что это наилучший выход из положения. Чтобы избавить Руфь от лишней траты сил, договорились, что она будет жить у знакомых, неподалеку от колледжа, и попытается постичь науку, которой все мы обязаны жизнью, и которая иногда словно чудом нам жизнь сохраняет.