Том 3 (Шаламов)

Какою необъятной властью
Ты в этот день облечена,
Поборница простого счастья,
Как мать, как женщина, жена…

Но, как ни радуется сердце,
А в глубине, на самом дне,
Живет упрямство иноверца,
Оно заветно только мне.

Ты на лице моем не сможешь
Разгладить складок и морщин —
Тайгой протравленный на коже
Рельеф ущелий и лощин.

Твоей — и то не хватит силы,
Чтоб я забыл, в конце концов,
Глухие братские могилы
Моих нетленных мертвецов.

И, понимая с полуслова
Мои желанья и мечты,
Готова вся природа снова
Вписаться в скорбные листы,

Чтоб, выполняя назначенья
Моих знахарок и врачей,
Она сама была леченьем
От одиночества ночей.

Здесь суть и высшее значенье,
И все покорно служит ей:
И шорох трав, и рек теченье,
И резкость солнечных лучей.

Тому, кто выпросил, кто видел
Ее пророческие сны,
Людские боли и обиды
Бывают вовсе не страшны.

И солнце выйдет на заставы,
Забыв про камень городской,
Сушить заплаканные травы
Своей родительской рукой.
………………………………
Во всяком счастье, слишком зрелом,
Есть червоточинка, изъян,
И только с ним, по сути дела,
Оно вмещается в роман.

Вулканом трещины застонут,
И лава хлынет через край,
Тогда чертит рука Мильтона
Потерянный и Возвращенный рай.

И возмечтать о счастье полном
Решались только дураки,
Что вспять повертывают волны
И шепчут грустные стихи.

Во всяком счастье, порознь жданном,
Есть неоткрытый материк,
Чужая звездная туманность,
Непобежденный горный пик.

Но, не наскучив восхожденьем,
Стремимся к новой высоте,
И каждое твое движенье
Под стать душевной красоте.

Земля нехоженые тропы
Оберегает от людей,
По гроб напуганных потопом
И толкотней ковчежных дней.

На устаревшие двухверстки
Мы полагаться не должны,
И ни Чарджуя, ни Обдорска
Нам измеренья не нужны.

Мы карту новую начертим
Для нашей выдумки — земли,
Куда пути сильнее смерти
Неотвратимо привели.

И в такт лирическим балладам
Романса вздрагивает ритм:
Она идет со мною рядом
И про любовь мне говорит.

* * *

Мы дышим тяжело,
Мы экономим фразы,
Спустившись вниз, в тепло
Сгустившегося газа.

Но здешний кислород,
Расхваленный рекламой,
Почти не лезет в рот,
Хотя он тог же самый,

Который много раз
Когда-то мы вдыхали,
Еще не пяля глаз
На сумрачные дали.

Мы ищем на земле
Соснового озона,
Расцвеченных полей
И летнего сезона.

Целебный кислород
Собрав с лесной опушки,
Сосем, прижавши рот
К резиновой подушке.

* * *