Том 3 (Шаламов)

Замшелого камня на свежем изломе
Сверкнувшая вдруг белизна…
Пылает заката сухая солома,
Ручей откровенен до дна.

И дыбятся горы, и кажется странным
Журчанье подземных ключей
И то, что не все здесь живет безымянным,
Что имя имеет ручей.

Что он занесен на столичные карты,
Что кто-то пораньше, чем я,
Склонялся здесь в авторском неком азарте
Над черным узором ручья.

И что узловатые, желтые горы
Слезили глаза и ему,
И с ними он вел, как и я, разговоры
Про горную Колыму.

* * *

Хочу я света и покоя,
Я сам не знаю, почему
Гудки так судорожно воют
И разрезают полутьму.

Как будто, чтобы резать тучи,
Кроить на части облака,
Нет силы более могучей,
Чем сила хриплого гудка.

И я спешу, и лезу в люди,
Косноязыча второпях,
Твержу, что нынче дня не будет,
Что дело вовсе не в гудках…

* * *

Ты не срисовывай картинок,
Деталей и так далее.
Ведь эта битва — поединок,
А вовсе не баталия.

И ты не часть чужого плана,
Большой войны таинственной.
Пусть заурядного романа
Ты сам герой единственный.

Ты не останешься в ответе
За все те ухищрения,
С какими легче жить на свете,
Да, легче, без сомнения…

* * *

Да, он оглох от громких споров
С людьми и выбежал сюда,
Чтобы от этих разговоров
Не оставалось и следа.

И роща кинулась навстречу,
Сквозь синий вечер напролом,
И ветви бросила на плечи,
Напоминая о былом.

И судьбы встали слишком близко
Друг к другу, время хороня,
И было слишком много риска
В употреблении огня.

* * *

Воображенье — вооруженье,
И жить нам кажется легко,
Когда скала придет в движенье
И уберется далеко.

И у цветов найдется запах,
И птицы песни запоют,
И мимо нас на задних лапах
Медведи медные пройдут.

* * *

Нам время наше грозам
Напрасно угрожало,
Душило нас морозами
И в погребе держало.

Дождливо было, холодно,
И вдруг — такое лето, —
Хоть оба мы — немолоды
И песня наша спета.

Что пелась за тюремными
Затворами-замками,
Бессильными и гневными
Упрямыми стихами,

Что творчества изустного
Была былиной новой,
Невольничьего, грустного,
Закованного слова.

И песни этой искренность,
Пропетой полным голосом,
Серебряными искрами
Пронизывает волосы…

* * *

Не только актом дарственным
Расщедрившейся сказки
Ты проступаешь явственно,
Как кровь через повязку.

И боль суровой карою
Опять ко мне вернулась,
Затем, что рана старая
Еще не затянулась.

Пока еще мы молоды
Душою и годами,
Мы лечим раны холодом,
Метелями и льдами.

Но, видно, в годы зрелые
Не будет облегченья
От слишком устарелого
Таежного леченья.

И смело ночью звездною,
Развеяв все туманы,
Мы лечим эту грозную,
Мучительную рану

Повязкой безыскусственной,
Пропитанной простою,
Горячей и сочувственной
Душевной теплотою.

* * *