Том 3. Советский и дореволюционный театр

Но прекрасно и все остальное, прекрасна шершавая, кровавая, дикая лесная жизнь с ее взрывами бунта, с ее вождями, живущими в атмосфере укротителей зверья, с ее уныниями и пьянками, с этой сладкой молодой женщиной посредине, этим привлекательным барсуком, к которому тянутся все руки и все лапы, с удалью, со взлетами Семена к неясным далям, с колебаниями, с зыбучестью, с сыпучестью, настойчивой крестьянской массой и т. д. И в [не]болыной степени не перечтешь всей той массы тончайших наблюдений, остро и правдиво переданных художниками сцены, которыми наслаждаешься, которые смакуешь в этой необычайно правдивой постановке. Она дорога тем, что здесь я в первый раз почувствовал, как настоящая советская революция начала проникать в сердце, в нервы, в кости актера. Актеры живут на сцене. Почти ни разу не уловишь хотя бы одной неверной интонации. Я не буду говорить о заслугах отдельных артистов. Они почти все одинаково превосходны. Трудно забыть тот бесконечно грустный взгляд, которым смотрит Гладков перед собою, когда его Семен, оставшись одиноким, понял всю тщету своих желаний и пришел заплатить за свои ошибки. Нельзя не удивляться ажурнейшей, изящнейшей игре Толчанова в созданном им таком неуклюжем и ужасно симпатичном Савелии.

Кто-то из критиков посетовал на «Барсуков» за то, что они-де являются возвращением к натурализму. Этот критик назвал даже спектакль шагом назад для театра имени Вахтангова ⁶. Ну, что тут скажешь! Театр, конечно, ни на минуту не остался в плену у какого-нибудь старого натурализма. Другой критик правильно отметил, что здесь налицо многое множество приемов условностей и даже конструктивизма ⁷. Но театр, конечно, понимает, что нельзя давать отчет стране о тех страшнейших муках и борениях, которые она переживала, не проникшись, прежде всего, желанием быть до величайшей точности правдивым. Если бы такую пьесу, как «Барсуки», отвести от самого сочного, копирующего действительность реализма, то от замысла не осталось бы ничего. Еще никак не могут переварить того, что в гигантской задаче, заданной нашему искусству, и, в частности, театру, способствовать самопознанию страны, реализм является основным путем и что этот реализм, когда он главной своей целью ставит изображение среды, должен скорее держаться натуралистического отражения элементов той действительности, которую он изображает, чем какого бы то ни было стилизаторского отступления. Самый замысел пьесы, самые чередования наиболее выпуклых событий, само актерское творчество оттолкнет спектакль от рабского натурализма и обезопасит его от неосмысленного копирования.

Критика, на мой взгляд, далеко недооценила спектакля. Не говоря уже о тех, которые подошли к нему с какими-то педантическими выкрутасами, какими-то вымученными придирками, но и те, которые похвалили спектакль, — все, кажется, без исключения похлопали с высоты своего критического величия Леонова, Захаву, Гладкова, Щукина и других по плечу.

Ну, сделайте опыт, читатель, — возьмите эти статьи о «Барсуках», прислушайтесь, каким тоном они написаны, — не правда ли, разве не ясно, что все граждане, писавшие эти статьи, как видно по самому тону каждой фразы, чувствуют себя гораздо лучшими художниками, чем перечисленные артисты, гораздо более мудрыми людьми, гораздо более политически зрелыми людьми? Так уж повелось. Художник — это подсудимый. Критика — это прокурор в парике, в мантии, облеченный властью. В лучшем случае, это снисходительный прокурор.

За будущее нашего театра я не боюсь. Он растет быстро, даже вопреки критике. Но я невольно думаю, когда же наш театр получит достойную его критику?

«Бронепоезд» в МХАТе *

Сам по себе Октябрьский юбилей далеко не всякийюбилей. Он может вдохновить на крупное художественное произведение в гораздо большей мере, чем какой угодно другой, во-вторых, театры наши совсем не заурядные и совсем не то, что о них обыкновенно думают; стоит только вспомнить, что даже на последнем театральном совещании, созванном партией, говорилось еще кое-кем об отсталости наших театров и о нежелании их решительно вступить на путь общественности, о недоверии к ним, по крайней мере к старым театрам, и т. д. ¹. Или припомните, например, опасение некоторых ведомств и учреждений, что театры хотя и обещают почтить Октябрь, но, в сущности, просаботируют его. И стоит вспомнить все это и сравнить с тем изумительным букетом спектаклей и в Москве и в Ленинграде,который, при тяжелых условиях и спешной работе, подарен театрами Октябрю, чтобы почувствовать, насколько были правы те, кто утверждали наличие огромной талантливости нашего театра, большого сдвига театров под влиянием революции и ускоряющийся темп их движения в этом направлении. Понятны и причины некоторого скептицизма. Конечно, говорили многие, Октябрь великая годовщина, но ведь в данном случае в театрах чествовать Октябрь будут не рабочие, а актеры, то есть часть интеллигенции, да еще довольно отсталая.