Том 3. Стихотворения, 11972–1977

Древнейший из видов системы,
а именно хаос,
надежен и всеобъемлющ.
Его стародавний порядок
имеет свои основанья.
С него началось и, конечно,
им кончится.
То, что мы делим,
и то, за что мы воюем, —
таинственный остров
в реальном
естественном океане
из вечного хаоса.
Как море из иллюминатора,
он то наступает,
то шумно отходит.
Мы, то есть история,
мы, то есть космос,
мы — мол в океане.
Мы — волнорез,
и волны
когда-нибудь нас изрежут.

«Читали, взглядывая изредка…»

Читали, взглядывая изредка
поверх читаемого, чтобы
сравнить литературу с жизнью.
И так — всю юность.

Жизнь, состоявшая из школы,

семьи, и хулиганской улицы,
и хлеба, до того насущного,
что вспомнить тошно, —

жизнь не имела отношения

к романам: к радости и радуге,
к экватору, что нас охватывал
в литературе.

Ломоть истории, доставшийся

на нашу долю, — черств и черен.
Зато нам историография
досталась вся.

С ее крестовыми походами,

с ее гвардейскими пехотами
и королевскими охотами —
досталась нам.

Поверх томов, что мы читали,

мы взглядывали, и мы вздрагивали:
сознание остерегалось,
не доверяло бытию.

Мы в жизнь свалились, оступившись

на скользком мраморе поэзии,
мы в жизнь свалились подготовленными
к смешной и невеселой смерти.

МОИ ПЕРВЫЕ ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ