Однажды, странствуя среди долины дикой,Незапно был объят я скорбию великойИ тяжким бременем подавлен и согбен.Как тот, кто на суде в убийстве уличен.Потупя голову, в тоске ломая руки,Я в воплях изливал души пронзенной мукиИ горько повторял, метаясь как больной:«Что делать буду я? что станется со мной?»
II
И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно.Уныние мое всем было непонятно.При детях и жене сначала я был тихИ мысли мрачные хотел таить от них;Но скорбь час от часу меня стесняла боле;И сердце наконец раскрыл я поневоле. «О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! –Сказал я, – ведайте: моя душа полнаТоской и ужасом; мучительное бремяТягчит меня. Идет! уж близко, близко время:Наш город пламени и ветрам обречен;Он в угли и золу вдруг будет обращен,И мы погибнем все, коль не успеем вскореОбресть убежище; а где? о горе, горе!»
III
Мои домашние в смущение пришлиИ здравый ум во мне расстроенным почли.Но думали, что ночь и сна покой целебныйОхолодят во мне болезни жар враждебный.Я лег, но во всю ночь всё плакал и вздыхалИ ни на миг очей тяжелых не смыкал.Поутру я один сидел, оставя ложе.Они пришли ко мне; на их вопрос я то же,Что прежде, говорил. Тут ближние мои,Не доверяя мне, за должное почлиПрибегнуть к строгости. Они с ожесточеньемМеня на правый путь и бранью и презреньемСтарались обратить. Но я, не внемля им,Всё плакал и вздыхал, унынием тесним.И наконец они от крика утомилисьИ от меня, махнув рукою, отступилисьКак от безумного, чья речь и дикий плачДокучны и кому суровый нужен врач.
IV
Пошел я вновь бродить, уныньем изнываяИ взоры вкруг себя со страхом обращая,Как раб, замысливший отчаянный побег,Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.Духовный труженик – влача свою веригу,Я встретил юношу, читающего книгу.Он тихо поднял взор – и вопросил меня,О чем, бродя один, так горько плачу я?И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный:Я осужден на смерть и позван в суд загробный –И вот о чем крушусь: к суду я не готов,И смерть меня страшит». «Коль жребий твой таков, –Он возразил, – и ты так жалок в самом деле,Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?»И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?»Тогда: «Не видишь ли, скажи, чего-нибудь?» –Сказал мне юноша, даль указуя перстом.Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,Как от бельма врачом избавленный слепец.«Я вижу некий свет», – сказал я наконец.«Иди ж, – он продолжал, – держись сего ты света;Пусть будет он тебе единственная мета,Пока ты тесных врат спасенья не достиг,Ступай!» – И я бежать пустился в тот же миг.