– Доложи честь по чести, – сказал Петр и повернулся к нему спиной, набивая маленькую шкиперскую трубочку и высекая огонь кресалом.
Те, которые сидели затылками к входной двери, теперь стояли скособочившись, не отрывая глаз от Петра; боясь отодвинуть мешавшие им стулья, они как бы свернулись на манер известного поросячьего предмета – винтом и, в зависимости от того, в какую сторону шел император, то ввинчивались, то вывинчивались из пола. Шеф стоял удобно, Георгий рядом с ним, как всегда, по правую руку. Шеф потянулся было к графину, чтобы запить сухость во рту, но отдернул руку, как от горячего, не отважился на такую вольность.
– Город основан в одна тысяча семьсот двадцать втором году, – начал он, еле ворочая языком, напрягаясь изо всех сил, – основан вашим императорским величеством лично, во время второго персидского похода…
– Помню, – прервал его Петр, – ты говори, сколько жителей, улиц, церквей, заводов, в историю не лезь – ее без тебя знаем, сами делали.
– Значит, да… – Шеф сбился, но овладел собой и продолжал уже без запинки, как хорошо вызубренный урок. – В городе около трехсот тысяч жителей, двести девяносто шесть улиц, четырнадцать тупиков, двадцать три переулка, восемь крупных заводов, три фабрики, университет, медицинский, сельскохозяйственный, политехнический и педагогический институты, двенадцать техникумов. Из общего числа жителей сорок тысяч рабочих, пятьдесят тысяч школьников, сорок пять тысяч студентов и учащихся, тридцать шесть тысяч пенсионеров, остальные дошкольники и служащие.
– А не многовато ль конторских? – Петр насупился, видно считая в уме.
– В некотором роде да, что-то около шестидесяти тысяч.
– Больше, чем рабочих?
– Так точно, ваше величество. Но в городе шесть театров, филармония, филиал Академии наук, некоторые другие учреждения, два ансамбля песни и пляски…
– Они у тебя, конторские, что – скоморохи? – Петр громогласно захохотал. – Небось с утра до вечера баклуши бьют все эти старшие помощники младших заместителей, а?! Ха-ха-ха!
– Ну, в некотором роде не все, хотя вместе с тем загружены слабовато, но ведь зато и безработицы нет. Нет у нас безработицы, ваше императорское величество!
– Ладно, дуй дальше.
– То, что число служащих значительно больше числа рабочих, вероятно, можно объяснить тем, что промышленное развитие города пока значительно уступает двум другим градообразующим факторам – административному и культурному. Нельзя не заметить, что такое положение сдерживает рост города, но вместе с тем нельзя и не подчеркнуть, что наш город – значительный порт, крупный административный и культурный центр.
– Почему не сказал про церкви?
– А… их, ваше императорское величество, у нас нет, то есть не особенно много. Раньше было пятьдесят восемь мечетей и шесть православных церквей во главе с Александро-Невским собором, возведенным в связи с добровольным присоединением, а теперь их в некотором роде нет. Мечеть одна, синагога одна, церковь одна, но поп очень хороший – самбист, ваше императорское величество.
– Экие вы не помнящие родства, – печально вздохнул Петр, – я думал, только в Москве храмы срыли, а вы и по краям все смели.
– За последние семь лет в городе введено в строй полмиллиона квадратных метров жилой площади, более двадцати тысяч семей получили новые квартиры, – робко продолжал шеф.
– Вот за это хвалю! – просиял Петр и тут же добавил, мрачнея: – Зачем так плохи в городе харчевни, чаю негде выпить?
– Если прикажете, мы мигом! Это мы мигом оборудуем! – сладострастно взвизгнул толстенький лысый председатель группы народного контроля. «Этот всегда найдет способ выслужиться!» – зло подумал о председателе Георгий.
Петр кивнул согласно, и в ту же секунду на столе появились перед всеми стаканы свежезаваренного чая в серебряных подстаканниках кубачинской работы и с серебряными ложечками для размешивания сахара. Петр велел всем сесть и сам сел за маленький столик, где обычно сидела стенографистка, и, хорошенько размешав ложечкой сахар, стал пить чай, дуя из-под усов.
– Хорошо, сладко, – похвалил Петр.
– Сахар, ваше императорское величество, кубинский, – услужливо вставил Георгий, которому давно хотелось привлечь внимание Петра к своей персоне.
– Знатно, – сказал Петр, даже не взглянув в его сторону, – молодцы арапы!
Георгий с ужасом наблюдал, что шеф, как и все, размешал в стакане сахар и пьет сладкий чай. «Ему же нельзя – он диабетик!» Но шеф пил как ни в чем не бывало, жмурясь от удовольствия точно так, как жмурился Георгий.
– Пьянство имеется? – спросил Петр.
– Нет. То есть да, – замялся шеф, – но некоторые не пьют совершенно, вот, например, я…
Петр косо взглянул на шефа желтеющим глазом в крапинках, презрительно хмыкнул.
– Пьяниц не терплю, непьющим не доверяю.
– Но я раньше пил, ваше императорское величество, очень даже, – поправился шеф.
А Георгий подумал, что ведь то, что сказал сейчас Петр I, сказал, как известно, Максим Горький, но потом вспомнил, что Петр жил гораздо раньше Горького.