Том 3. Травницкая хроника. Мост на Дрине

— Не понимаю, о чем они там думают, — жаловался визирь Давилю, который сам хотел найти утешение в этом разговоре, — не понимаю, о чем они думают, — вот все, что и могу сказать. Приказывают выступать одновременно с нишским пашой и напасть на повстанцев с двух сторон. А не знают, не хотят знать, какими силами я здесь располагаю. Как могут мои волы идти в ногу с его конями? Где мне достать десять тысяч людей и как их прокормить и снарядить, когда трех боснийцев нельзя свести вместе без того, чтобы они не поспорили, кому быть первым (последними-то разумеется, никто не хочет быть). Но если б даже я и сумел все выполнить, какой бы вышел из этого толк, если боснийские молодцы не желают сражаться по ту сторону Дрины и Савы. На границе Боснии их покидают храбрость и легендарное геройство.

Ясно чувствовалось, что в данную минуту визирь не был в состоянии ни говорить, ни думать о чем-либо другом. Он даже как-то оживился, если вообще можно применить к нему это слово, и отмахивался рукой, словно тщетно отгонял назойливую муху.

— Впрочем, Сербия не заслуживает, чтобы о не столько говорили. Эх, будь жив султан Селим, все сложилось бы иначе.

А раз зашла речь о несчастном Селиме III, то уж в это день нечего было ждать разговора на другую тему. Так он и получилось.

В те дни Давиль специально сделал подарок Тахир-бегу, тефтедару, лишь бы иметь возможность выслушает его мнение.

Проведя тяжелую зиму больше в постели, чем на ногах Тахир-бег вдруг ожил, стал словоохотливым и подвижных: несколько даже неестественно возбужденным. Лицо его уже слегка загорело на апрельском солнце, а глаза блестели, как от легкого опьянения.

Тефтедар быстро и лихорадочно говорил о Травнике о проведенных здесь зимах (он провел четыре, а Давиль уже пять), о дружбе и сострадании, которые при длительном совместном пребывании в этом городе возникли у визиря и у всех них по отношению к Давилю и его семье говорил о детях Давиля, о весне, о самых разнообразны вещах, как будто не имевших никакой связи, а на само: деле тесно связанных с общим настроением Тахир-бега. Тихо, с улыбкой, но возбужденно, будто он делился тем, что ему самому открылось лишь в данную минуту и в чем он хотел убедить не только Давиля, но и самого себя, тефедар, словно читая по книге, сказал:

— Весна выравнивает и исправляет все. Раз земля цветет новыми и новыми цветами и раз есть люди, способные любоваться этим феноменом и наслаждаться им, значит, все в порядке.

И темной, загорелой рукой со странно ребристыми, посиневшими ногтями он легким движением показал, как все выравнивается.

— Люди же будут существовать всегда, потому что те, которые не умеют и не могут больше любоваться солнцем и цветами, гибнут, а их место занимают новые. Как сказал поэт: «В детях обновляется и очищается река человечества».

Давиль согласно кивал головой и сам улыбался, глядя на его смеющееся лицо, а про себя думал: «И этот говорит только о том, что ему в данную минуту бог знает почему необходимо». И сразу с весны и детства попробовал перевести разговор на империи и войны. Тахир-бег подхватывал любую тему и обо всем говорил с тем же спокойно-насмешливым увлечением, словно читал что-то новое и приятное.

— Да и мы слышали, что надвигаются новые воины. Кто с кем пойдет воевать и против кого, это еще будет видно, но по всем данным война начнется этим летом.

— Вы уверены? — спросил Давиль поспешно и с болью в сердце.

— Уверен поскольку так пишут ваши газеты, — ответил тефтедар с улыбкой, — а у меня нет причин им не верить.

Тахир-бег слегка склонил голову и смотрел на Давиля каким-то светлым и слегка косящим взглядом, взглядом куницы или ласки, быстрых зверьков, которые убивают и пьют кровь, но не едят мяса убитых животных.

— Уверен, — продолжал тефтедар, — поскольку мне известно, что война между христианскими государствами продолжается уже столетиями.

— Но ведь и нехристианские, восточные государства воюют, — перебил его Давиль.

— Воюют. Но разница в том, что мусульманские государства воюют без лицемерия и не противоречат себе. Они смотрят ка войну как на важную часть своей миссии в мире Ислам пришел в Европу как воюющая сторона и удерживается здесь или с помощью войн, или благодаря междоусобным войнам христианских государств. Христианские же государства, насколько мне известно, осуждают войну, искони возлагая ответственность за всякую воину друг на друга, но, осуждая войны, не перестают воевать.

— Несомненно, в словах ваших много правды, — поощрительно заметил Давиль, с задней мыслью навести разговор на русско-французские столкновения и узнать мнение тефтедара на этот счет, — но неужели вы думаете, что русский царь захочет навлечь на себя гнев величайшего христианского государя и самую сильную армию в мире.

Взгляд тефтедара стал еще более светлым, еще более косым.