Том 3. Волшебная страна

Но теперь на дворе стояла осень, и мальчуган с кормилицей встречались с Отом и Трелем гораздо реже, ибо туманными вечерами, когда в воздухе ощущалось угрожающее дыхание мороза, они не сиживали более у подножья миртового дерева. Однако же Орион зорко глядел по сторонам во время своих кратких прогулок; и однажды он приметил-таки Треля: тот уходил из деревни в сторону нагорий. Мальчуган окликнул Треля; охотник остановился, и вид у него был порядком смущенный, ибо Трель почитал себя человеком слишком маленьким, чтобы его отчетливо разглядела и заметила кормилица замка, будь она там женщина или ведьма. Орион подбежал к нему и сказал: «Покажи мне леса». И поняла Зирундерель, что пробил час и помыслы мальчика устремились за пределы долины, и знала ведьма, что никакие ее заклинания не смогут удержать ребенка долго и Орион все равно последует за своими помыслами. Но Трель ответил: «Нет, господин мой» — и искоса, поежившись, поглядел на Зирундерель; кормилица же поспешила к мальчику и увела его прочь от Треля. И Трель ушел на лесной свой промысел один.

Все случилось ровно так, как предвидела ведьма, и не иначе. Ибо сначала Орион расплакался, а потом всю ночь видел во сне леса; на следующий же день он тайком сбежал из дома и отправился к хижине Ота, и попросил охотника взять его, Ориона, с собой, когда тот отправится за оленем. От же, стоя на широкой оленьей шкуре перед очагом, где пылали поленья, долго рассуждал о лесе, однако в тот раз ребенка с собою не взял. Вместо того он отвел Ориона назад в замок. Тут-то и пожалела Зирундерель, что некогда опрометчиво сказала ребенку, будто мать его ушла в леса; пожалела — но было поздно, ибо именно эти ее слова слишком рано разбудили в малыше тот дух странствий, что однажды должен был подчинить себе Ориона; и поняла Зирундерель, что заклятия ее более не приносят покоя. Потому в конце концов она отпустила мальчугана в леса. Но не раньше, чем испробовала последнее средство: подняв посох и произнеся заклинания, она призвала волшебные чары леса прямо к очагу детской и повелела им разогнать тени, что отбрасывало пламя, и вместе с ними расстелиться по всей комнате, пока детскую, словно лес, не окутала завеса тайны. Когда же и этот заговор не сумел утешить мальчика и удержать его помыслы дома, ведьма отпустила его в леса.

Однажды утром, выскользнув из дома незамеченным, Орион снова направился к хижине Ота, пробираясь сквозь ломкую траву; старая ведьма знала, что мальчуган сбежал, но не позвала его назад, ибо не было у нее заклятий, что смогли бы обуздать в смертном жажду странствий, когда бы она ни пробудилась, рано или поздно. И не желала Зирундерель направить назад шаг своего воспитанника, ежели сердце его стремилось в леса, ибо когда речь заходит о двух вещах, ведьмы всегда отдадут предпочтение более таинственной. Вот так мальчуган один явился в дом Ота, через сад его, где на бурых стеблях поникали пожухлые цветы и лепестки, ежели Орион сжимал их в руке, казались склизкими на ощупь, ибо уже наступил ноябрь и всю ночь стоял мороз. На этот раз Ориону посчастливилось: От, который совсем уже было собрался уходить, пребывал в подходящем настроении, созвучном сокровенным стремлениям мальчика. Когда Орион вошел, охотник как раз снимал со стены лук и сердцем был уже в лесах; маленький гость всей душой стремился туда же, и в такую минуту охотник не смог ему отказать.

Потому От подсадил Ориона на плечо и зашагал по склону вверх, прочь от долины. Люди глядели им вслед. От шел, сжимая в руке лук, в своих мягких бесшумных сапогах, в одеждах коричневой кожи; Орион восседал у него на плече, закутанный в шкуру олененка, что набросил на него От. И по мере того как деревня оставалась позади, Орион радовался, глядя, как дома все удаляются и удаляются, ибо прежде никогда не уходил от людских жилищ столь далеко. Когда же глазам мальчугана открылись бескрайние нагорья, он почувствовал, что теперь это не просто прогулка, но самое настоящее путешествие. А потом увидел он вдалеке торжественно-мрачные кущи зимнего леса и немедленно преисполнился восторженного благоговения. Туда, во мрак лесных чащ, под их таинственную сень и принес малыша От.