В тот вечер Орион отправился к Трелю рассказать ему свою историю, однако у Треля нашлись повести более дивные. И по мере того как проходили дни, Орион черпал в лесной чаще и в рассказах Треля любовь ко всему, что слышится в зове охотника, и рос и креп в нем тот дух, что замечательно подходил к его имени; однако до поры до времени ничто не выдавало в малыше волшебного происхождения.
Глава 12. РАСКОЛДОВАННАЯ РАВНИНА
Когда Алверик понял, что Эльфландию он утратил, уже наступил вечер: два дня и одну ночь провел скиталец вдали от Эрла. И во второй раз Алверик улегся спать на той же самой каменистой равнине, с которой отхлынула Эльфландия; на закате восточный горизонт четко выступил на фоне бирюзового неба черной зубчатой линией утесов, и ни малейшего следа Эльфландии не различал взгляд. Замерцали сумерки, земные сумерки, а вовсе не та густая и плотная преграда, которую разыскивал Алверик, — преграда, что пролегает между Эльфландией и Землею. Вышли звезды — ведомые нам звезды, и под их знакомыми созвездиями странник уснул.
Алверик проснулся на рассвете, порядком продрогший; птицы не пели, по-прежнему слышались голоса прошлого, тихие и Далекие: медленно уплывали они прочь, словно грезы, что возвращаются в страну снов. Юноша задумался, а суждено ли им снова вернуться в Эльфландию или же волшебная страна отхлынула слишком далеко? До боли в глазах он вгляделся в восточные дали, но так и не увидел ничего, кроме скал этой пустынной земли. Тогда Алверик снова повернул в сторону ведомых нам полей.
Странник шагал назад сквозь холод; былое нетерпение совсем оставило его. Со временем Алверику удалось немного согреться от ходьбы, а позже — еще немного под лучами осеннего солнца. Он шел весь день; солнце запылало в небе огромным алым шаром, когда скиталец вернулся наконец к хижине кожевника. Алверик попросил поесть, и старик оказал гостю радушный прием. В горшке хозяина закипала еда для его собственной вечерней трапезы; очень скоро Алверик уже сидел за старым столом, а перед ним стояло блюдо, полное беличьих лапок и мяса ежей и кроликов. Старик отказывался приступить к ужину, пока Алверик не насытится, но прислуживал гостю столь заботливо, что Алверик почувствовал: удобный момент настал. Молодой правитель повернулся к старику в тот момент, когда хозяин потчевал его спинкою кролика, и издалека завел разговор об Эльфландии.
— Сумерки теперь дальше, чем прежде, — молвил Алверик.
— Да, да, — откликнулся старик ничего не выражающим голосом, что бы уж там ни было у него на уме.
— Куда они отступили? — спросил Алверик.
— Сумерки, сударь? — переспросил хозяин.
— Да, — отозвался Алверик.
— А, сумерки, — молвил старик.
— Преграда, — пояснил Алверик, сам не зная почему, понижая голос. — Граница между здешним миром и Эльфландией.
При слове «Эльфландия» взгляд старика сделался совершенно непонимающим.
— А, — сказал он.
— Старик, — настаивал Алверик, — ты знаешь, куда исчезла Эльфландия.
— Исчезла? — повторил старик.
Это простодушное изумление не может быть притворством, подумал Алверик; но должен же знать этот человек по крайней мере, где Эльфландия находилась прежде; ведь только два поля некогда отделяли порог хижины от волшебной страны.
— Раньше Эльфландия начиналась на следующем поле, — сказал Алверик.
Старик обратился взором к прошлому и некоторое время словно бы вглядывался в былые дни, а затем покачал головой. Алверик не сводил с кожевника пристального взгляда.
— Ты знал об Эльфландии, — воскликнул он.
Но старик опять промолчал.
— Ты знал, где пролегала граница, — настаивал Алверик.
— Я стар, — откликнулся кожевник, — и спросить-то мне не у кого.
Услышав это, Алверик понял, что старик думает о своей покойной жене; и осознал странник не менее отчетливо, что, будь она жива и находись в эту самую минуту здесь, в комнате, все равно ему, Алверику, не удалось бы узнать об Эльфландии ничего нового; нечего тут было добавить. Однако что-то похожее на досаду заставляло Алверика продолжать разговор на запретную тему даже после того, как юноша понял: дело это безнадежное.
— Кто живет к востоку отсюда? — спросил он.
— К востоку? — отозвался старик. — Сударь мой, разве нет на свете севера и юга, и запада, что вам так уж понадобилось глядеть на восток?
На лице кожевника застыло умоляющее выражение, но Алверик мольбе не внял.
— Кто живет на востоке? — повторил он.
— Никто не живет на востоке, сударь, — отвечал старик. И воистину не солгал.
— Что же там было раньше? — спросил Алверик.
И старик отошел, дабы присмотреть за горшком с жарким, и что-то пробормотал про себя, отвернувшись так, что с трудом можно было разобрать слова.
— Прошлое, — молвил он.
Ничего более не сказал старик и не пояснил того, что сказал.