Читаем Том 3. Воображаемые жизни полностью

Актеры водили его с собой в «Зеленый занавес» в Схоредиче. Там он дрожал перед приступами ярости маленького комедианта, с пеной у рта рычавшего роль Иеронимо. Можно было там видеть старого короля Лира с обтрепанной белой бородой, преклонявшего колени просить прощения у дочери, Корделии. Один клоун подражал безумию Тарлетона, другой, завернувшись в простыню, ужасал принца Гамлета. Сир Джон Ольдкестль смешил всех своим огромным животом, особливо когда обнимал за талию трактирщицу, не мешавшую ему мять ей ленты чепца и запускать свои толстые пальцы в холщовый мешок, привязанный у ее пояса. Сумасшедший пел дураку песни, которых тот никогда не мог понять, и клоун в бумажном колпаке, то и дело гримасничая, просовывал голову сквозь драный занавес в глубине эстрады. Был там жонглер с обезьянами и еще мужчина, одетый женщиной, по мнению Габриэля, похожий на его мать, Флум. В заключение зрелища являлись сторожа с розгами и надевали на него темно-синее платье, крича, что сведут его в Бридвелль.

Когда Габриэлю минуло пятнадцать лет, актеры «Зеленого занавеса» заметили, что он красив и нежен и может играть роли женщин и девушек. Флум причесывала ему черные волосы, откинутые назад; у него была тонкая кожа, большие глаза, высоко очерченные брови, и Флум проколола ему уши, повесив туда две двойных фальшивых жемчужины.

Он получил роль одного из компании герцога Ноттингама; ему понаделали платьев из тафты, из Дамаска с блестками, из серебряной и золотой парчи, корсажей с шнуровками и пеньковых париков с длинными буклями. Его научили гримироваться в зале для репетиций.

Сперва он краснел, подымаясь на подмостки. Потом жеманился, отвечая на любезности. Поль, Доль и Моль, которых привела Флум, очень пораженные, с громким смехом объявили, что это точь-в-точь женщина, и хотели расшнуровать его после представления. Они пришли с ним в Пиккед-Хетч, и мать заставила его надеть одно из ее платьев и показаться капитану. Тот наговорил тысячу шутливых поощрений и даже сделал вид, что хочет надеть ему на палец дрянное позолоченное кольцо со вставленным туда стеклянным карбункулом.

Лучшими приятелями Габриэля Спенсера были Вильям Бирд, Эдвард Жуб и двое Жеффсов.

Летом они задумали ехать играть вместе с странствующими актерами по сельским местечкам. Путешествовали в повозках с натянутым верхом, в которых и спали ночью.

Однажды вечером, по Гаммерсмитской дороге, они увидели вылезающего из канавы человека, который наставил на них дуло пистолета.

— Ваши деньги! — сказал он. — Я Гамалиэль Ратзей, Божией милостью вор с большой дороги, и не люблю ждать.

На это двое Жеффсов отвечали со стенаниями:

— У нас нет денег, ваша милость, кроме вот этих медных блях да кусков крашеного камлота. Мы — бедные бродячие актеры, как и вы, ваша светлость.

— Актеры? — воскликнул Гамалиэль Ратзей. — Вот это превосходно. Я не какой-нибудь мелкий воришка иди мошенник, я — друг зрелищ. Не будь у меня некоторого уважения к старому Деррику, который сумеет втащить меня по лестнице и заставить помотать головой, я бы ни за что не расстался с берегом реки и с веселыми тавернами, где вы, джентльмены, имеете привычку показывать столько остроумия. Добро пожаловать! Вечер отличный. Поставьте ваши подмостки и сыграйте мне ваше лучшее представление. Вас будет слушать Гамалиэль Ратзей. Это чего-нибудь стоит. После вы можете об этом рассказывать.

— Но вам придется потратиться на освещение, — робко сказали Жеффсы.

— Освещение? — с видом благородства сказал Гамалиэль. — Что вы говорите об освещении? Я, Гамалиэль, здесь король, как Елизавета — королева в столице, и я буду поступать по-королевски. Вот сорок шиллингов.

Актеры, дрожа, вылезли из повозки.

— Мы к услугам вашего величества, — сказал Бирд, — что нам играть?

Подумав, Гамалиэль взглянул на Габриэля и сказал:

— Боже мой, хорошую пьесу вот для этой девицы, только непременно грустную. Она, должно быть, восхитительная Офелия. Здесь, неподалеку, есть цветы наперстника, настоящие мертвые пальцы. «Гамлета», вот чего я хочу. Мне нравятся характеры этой повести. Не будь я Гамалиэлем, я бы охотно играл Гамлета. Смотрите, не ошибайтесь в ударах шпаг, мои прекрасные троянцы, мои доблестные коринфяне.

Зажгли фонари. Гамалиэль внимательно смотрел драму.

По окончании он сказать Габриэлю Спенсеру:

— Прекрасная Офелия! Не буду задерживать вас комплиментами. Вы можете ехать, актеры короля Гамалиэля. Его величество доволен.

Потом он исчез в темноте.

На заре, когда повозка пустилась в путь, увидели, что он опять заступает дорогу с пистолетом в руке.

— Гамалиэль Ратзей, вор с большой дороги, — сказал он, — является за сорока шиллингами короля Гамалиэля. Ну, живей! Спасибо за представление. В самом деле, мне очень нравятся причуды Гамлета. Прекрасная Офелия, свидетельствую вам мое почтение.

Двое Жеффсов, у которых хранились деньги, волей-неволей их отдали. Гамалиэль поклонился и быстро исчез.

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Швоб. Собрание сочинений

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века