Том 4

Придя в райком, Щедров пригласил к себе Приходько, Сухомлинова и Рогова.

— Сегодня я поеду в станицы, начну со Старо-Каланчевской, — сказал он. — Как у нас обстоят дела с озимыми?

Сухомлинов, как всегда, мрачный, с сурово сдвинутыми седыми бровями, сообщил о том, что, по данным, какие получены из колхозов и совхозов, а также если судить по тем посевам, какие он видел сам, пшеница в районе, несмотря на бесснежную зиму, находится в удовлетворительном состоянии и что повсюду или уже проведена, или еще проводится весенняя подкормка.

— Дело, Антон Иванович, за дождем, — заключил Сухомлинов. — Очень нужен дождь!

— А что обещают синоптики на апрель? — спросил Щедров.

— Ничего утешительного, — ответил Приходько; он подошел к висевшему на стене барометру, постучал о стекло согнутым пальцем. — И наш предсказатель все еще клонится к суше!

— А как дела на фермах?

— Плохо с кормами, — ответил Сухомлинов. — Вся надежда на подножную траву, а она когда еще вырастет.

Рогов склонил голову и вертел в пальцах карандаш. Не нравилось, что Щедров обращался то к Приходько, то к Сухомлинову, расспрашивал их, разговаривал с ними, а его, Рогова, точно бы и не замечал. Вспомнил, как сразу же после конференции передал Щедрову наградные листы, которые просил рассмотреть на бюро, чтобы можно было побыстрее их отослать.

«В этой папке все документы, — сказал он тогда. — Мы слишком затянули отправку. Надо поторопиться».

«Ладно, оставь, я посмотрю», — ответил Щедров.

«Не спросил, не посоветовался, — думал Рогов, рассматривая острие карандаша. — Где сейчас папка с документами? Мне ничего не известно. Щедров же молчит, делает вид, что ничего от меня не получал…»

Зная, что из поездки по району Щедров вернется не скоро, а наградные листы надо было отослать, Рогов спросил:

— Антон Иванович, как же быть с наградными-то? Вчера снова звонили из крайисполкома. Мы ведь и так задержали отсылку.

— И хорошо, что задержали, — ответил Щедров.

— Не понимаю. — Рогов пожал плечами. — Почему?

— Да хотя бы потому, Рогов, что многие лица попали в наградные списки по твоему старанию! — за Щедрова резко ответил Сухомлинов.

— Зачем же так, Сергей Сергеевич! — пожурил Щедров. — Дело тут, как я полагаю, не в чьем-то старании, а в том, что Усть-Калитвинский своими делами, думается мне, еще не заслужил такого к себе внимания. К тому же среди представленных к награде мало рядовых колхозников и излишне много руководителей колхозов и совхозов. Почему им такая честь? Например, мне непонятно, за какие такие выдающиеся заслуги Логутенков представлен к званию Героя?

— Вот-вот! — подхватил Сухомлинов. — Логутенков — это же первый дружок Рогова!

— Сухомлинов без желчи не может, — с видимым спокойствием сказал Рогов. — Отвечу не тебе, Сухомлинов, а Антону Ивановичу. Да, Логутенков Илья Васильевич имеет заслуги. Благодаря Логутенкову хозяйство «Зари» из отстающего стало передовым.

— Какие заслуги? — с усмешкой спросил Сухомлинов. — А урожаи? А беспорядки на фермах? А травля Огууренкова? А сама личность Логутенкова? Это же делец!

— Сейчас эти разговоры ни к чему, — сказал Щедров, вставая и давая понять, что ему надо уезжать. — Одно очевидно: в таком важном деле спешить не будем. Если и представим к наградам, то лишь немногих и самых достойных. Ну, я поехал!

Глава 13

Много раз Щедров говорил себе о том, что встречаться с Зиной ему не следует. «Ни к чему. Сколько лет не виделись, и ничего. Зачем же встречаться теперь?» Однако не думать о Зине он не мог. Мысли возникали сами, ни с того ни с сего, и Щедров помимо своего желания начинал представлять себе, и как он подойдет к Зине, и как они поздороваются, и что при этом скажут.

Щедров понимал, что теперь, когда он жил в Усть-Калитвинской, а совсем рядом с ним, в совхозе с поэтическим названием «Яблоневый цвет», жила Зина, их встреча рано или поздно должна была состояться. Так, может быть, пусть это совершится раньше, нежели позже? Он замечал, что в нем частенько при мысли о Зине возникало такое волнующее чувство, какого давно он уже не испытывал. «Да и что, собственно, в том невероятного, что я увижу Зину, — думал он. — Повидаюсь с ней, поговорю, как с другом юности. Дорога лежит через «Яблоневый цвет». Спрошу, где дом Осянина, и загляну на минутку. Мне бы только увидеть ее».

— До «Яблоневого цвета» отличный асфальт, — сказал Ванцетти, прибавляя машине скорость. — Осянин постарался! И эти молодые тополя по обочинам — тоже его старание. Деревья быстро поднялись и летом уже укрывают дорогу тенью. Антон Иванович, а новое название совхоза тебе нравится?

— Хорошее название.

— Раньше, небось помнишь, совхоз назывался «Плодоовощсоюз № 13». Как Осянин приехал директором, так сразу дал совхозу название «Яблоневый цвет». Сперва было непривычно, а теперь все люди видят: красиво! — Он кивнул на показавшиеся в пойме сады, еще голые и темные. — Сады Центральной усадьбы. Заедем посмотреть?

— Да, заедем!