Том 4

Больше всего Анастасию огорчало, что в феврале, когда они переехали, а потом и весь март ей приходилось и днем, а иногда и ночью спускаться в подвал. По крутой лесенке без перил Анастасия из кухни ныряла в подвал, как в пропасть. Там стоял котел, похожий на испачканную сажей тумбочку. От этой черной тумбочки торчмя вставала железная труба. Без привычки растопить печку в этом котле было мудрено, а еще мудренее накалить ее так, чтобы от отвесной трубы по всему дому пошло тепло. Бывало, только Анастасия поднимется в кухню, чтобы на плите заняться борщом, а котел уже погас. Анастасия бросает стряпню и с девичьей проворностью гремит каблуками по гулким ступенькам. Разогреет котел, ну, кажется, пошло тепло по дому, как кровь по телу. Но через час или два трубы остывали, и Анастасия снова опрометью бежала в подвал. И так каждый день.

— За какое наказание, Толя, марширую то вниз, то вверх? — жаловалась она сыну. — Погляди, сынок, на меня, как я исхудала. И все через тот паршивый котел. Всю свою полноту растеряла, бегаючи по лестнице. И, веришь, так наловчилась спускаться и подниматься, похлестче той циркачки, которая танцует с зонтиком на проволоке. Но ить та с зонтиком, а я безо всего лечу, как птица!

— Надо, мамо, привыкать к условиям цивилизации, — отшучивался сын. — Водяное отопление — вещь удобная. Ни дыма, ни копоти. Только к этому удобству надобно все же приловчиться.

— Может, сынок, для кого это и удобно, а для меня сильно изнурительно. Боюсь, что через тот котел начисто лишусь здоровья, стану инвалидкой.

— А вы, мамо, бегайте потише, поосторожнее.

В глазах Анатолия сверкнула лукавая искорка.

— Может, сынок, прорубишь дырку и подвесишь канат? — с усмешкой сказала Анастасия. — В подвал буду спускаться по канату, как пожарник.

— Все шутите, мамо!

— Шутка-то моя со слезами… Эх, сынок, сынок, и куда ты привез нас? — На глазах навернулись слезы. — Как привычно и как хорошо было в Старо-Каланчевской… И свой дворик, и своя птица. А печку затопишь — сердце радуется.

— Мамо, я не сам выбирал это жилье, — сказал Анатолий. — Жить на новом месте где-то надо, а дом пустовал. Щедров отказался в нем жить. Вот мы и поселились. Но расстраиваться, мамо, не стоит: привыкнем.

Весной о котле забыли. Апрель выдался сухим и теплым, и окна во всем доме закрывались разве только поздно вечером. Анатолий и Нина на своем втором этаже открывали не только окна, а и балконную дверь. Ночью над домом плыла полная луна, и было так светло, что силуэты Кавказского хребта вставали совсем близко и на светлом фоне неба казались высеченными из малахита. Под утро с Кубани тянуло свежим холодком, так что без теплого одеяла нельзя было спать. Зато, когда из-за малахитового хребта поднималось могучим пожаром солнце и лучами своими заливало спальню, в комнате сразу теплело: и тогда Андрюшка, Оленька и Петенька поднимали такой веселый крик, устраивали на лестнице такую беготню, что гремел весь дом.

— И что за шумный народ! — Анатолий натянул на голову одеяло. — Даже в выходной не дадут поспать! А мать еще жалуется, что к нам детский шум не долетает и в доме у нас слишком тихо.

К Анатолию поднялась Нина и сказала:

— Пора вставать! Солнце-то смотри где.

Завтракали в кухне всей семьей. За столом Анатолий, ласково глядя на мать, сказал:

— Мамо, а сегодня к нам придет гость.

— Кто таков? — спросила Анастасия.

— Антон Иванович Щедров. И к вам есть просьба: приготовьте обед. Вы же у нас мастерица!

Гостя ждешь, а молчал? — с упреком сказала мать. — Когда же я теперь управлюсь с обедом? И куда детишек дену?

— Ребят мы с собой возьмем на берег, — сказал Анатолий. — А вы, мамо, сварите наш старокаланчевский борщ. Помните, на новоселье Щедрову борщ очень понравился.

— К борщу, сынок, птица нужна. — Мать с упреком посмотрела на сына. — А где ее взять?

— Мамо, вы же вчера ездили в Старо-Каланчевскую, — покраснев, заметила Нина. — И кое-что привезли.

— Вот-вот, ездила и кой-что привезла. Скоро все оттуда увезу. А тогда что?..

Анатолий и Нина не стали ни возражать, ни спорить. Знали: для вида мать побурчит, а обед приготовит.

Нина отгладила мужу белую рубашку и к ней серенький, цвета орлиного крыла, галстук. Сказала, чтобы надел, когда придет Щедров.

— Небось заметил, Толя, какой у Антона Ивановича красивый галстук, — добавила она. — И тебе со Щедрова во всем надо брать пример.

— Собирай, Нина, детей, да пойдем, — не ответив на ее замечание, сказал Анатолий. — Не будем матери мешать.

Кубань была рядом. Выйдешь из калитки — и вот он, берег, высокий, обрывистый. На каменные выступы, как на зубья, наваливалась вода, шумела тревожно и тягуче.