Том 4

Еще дальше едучи на юг, все чаще начинают пассажиры говорить о железнодорожных происшествиях, кражах и грабежах. В горячей атмосфере раскаленного июльским солнцем вагона все кажется вероятным и возможным изнывающим от жары пассажирам. Северные пасмурные дни, отрадный прохладный ветер и бесконечные леса Николаевской дороги остались далеко позади.

Кругом одни распаханные поля или желтые созревшие нивы, нет ни тени, ни воды. Среди этой высушенной горячей равнины мчащийся поезд кажется единственным предметом, на каком солнце сосредоточило свои жгучие лучи.

1898

ПОСЛЕДНИЕ МОГИКАНЕ

Вопрос о центре, о его оскудении, заброшенности и даже вырождении уже много привлекал к себе внимания печати. Наш центр требует и достоин специального изучения и искренних исследователей. С одной стороны — бывшие крепостники-помещики, с другой — новый нарождающийся тип дворян-землевладельцев — прилагающих все усилия, чтобы удержать в своих руках фамильные усадьбы, но они с трудом выдерживают натиск и постепенный захват земли помещиками-купцами, разбогатевшими крестьянами, отставными интендантами, инженерами или консисторскими чиновниками.

Последние могикане — помещики старого закала и новые смешанные поколения земледельцев представляют собой громадный интерес для стороннего наблюдателя и для истории нашего времени.

Напрасно думать, что в центре можно увидеть много этих помещиков-могикан. Их там мало осталось. Скорее их можно встретить в маленьких меблированных комнатах в столицах, с трудом перебивающихся и доживающих свои дни на последние крохи от былых состояний.

Этим летом я поездил по некоторым нашим великорусским губерниям, бывал у помещиков разных формаций и слоев общества, говорил с ними и с особенным интересом осматривал старинные поместья, воспетые нашей дворянской литературой. И я должен сказать, что вынес самое грустное впечатление от тех разговоров, которые мне пришлось иметь с помещиками, и от всего, что я увидел.

Прежде всего самым печальным явлением нужно признать какой-то полный упадок духа у всех наших землевладельцев. Или нужно признать временным этот упадок духа, явившийся последствием тяжелого для земледелия времени, нынешнего мирового сельскохозяйственного кризиса, или же это тихая печаль вырождающегося племени, безмолвное уступание дороги более сильным и свежим смешанным слоям народа нашего государства.

Вспоминаю такую картину.

Двухэтажный разваливающийся каменный дом, не ремонтировавшийся уже, вероятно, лет пятнадцать — двадцать. Живут в доме — старый граф Атцеков и его ветхая «графинюшка». Граф в свое «доброе старое время» прожил десять миллионов, теперь от всего былого богатства остался этот дом, наполненный редкими и ценными для любителя-коллекционера вещами, свезенными сюда со всех концов Европы. Ненужный хлам и драгоценности перемешаны и лежат в беспорядке и на полу, и на подоконниках, а в шкафах все сверху покрыто густым слоем пыли.

Приезжают к ним изредка соседи-помещики. Граф встречает их в высшей степени предупредительно:

— Ах! Здравствуйте, любезные Петр Петрович и Марья Ивановна! Что же вы так поздно приехали — мы только что отобедали… Какая жалость, пообедали бы вместе, — говорит графиня, хотя и не знает, чем удастся ей пообедать сегодня.

— Ну, что, граф, — спрашивает во время беседы гость, — неужели вы не хотите расстаться с тем хрустальным бокалом, который я смотрел у вас прошлый раз? Продайте его мне, у вас и без него так много ценной посуды…

— Что вы, Петр Петрович, что вы! Никогда я не продам вам его. Это наша фамильная драгоценность, и ее я никогда никому не отдам.

— Тогда нельзя ли мне еще раз посмотреть на него?

— Эээ… Графинюшка, где же теперь стоит этот бокал?

— Да я и не знаю. Тебе, граф, лучше знать. Ты его недавно куда-то поставил.

— Ах, да! Я его заставил в шкафу другими предметами, так что долго доставать теперь. Но, надеюсь, это побудит вас к нам приехать следующий раз. Я так рад буду вас снова видеть и к тому времени приготовлю бокал…

Между тем этот бокал накануне продан в городе за три рубля только, чтобы можно было купить провизии к обеду. Когда иссякнут эти три рубля, в город посылается плутоватая, обирающая графов экономка, которая продает за гроши какие-нибудь редкостные бронзовые часы или блюдо императрицы Евгении. Однако же страх показаться бедным перед другими помещиками заставляет притворяться, лгать и уверять, что граф не продаст ни одной вещи, хотя соседи и предлагают за них громадные деньги.

Много разного рода оригинальных людей можно встретить «там, во глубине России», но одного рода людей мне не удалось увидеть, быть может, случайно — людей бодрых, энергичных, веселых. Все встреченные какие-то подавленные, грустные и вялые. Были люди работающие, сделавшие много для своей местности, но их деятельность угрюмая и не жизнерадостная.

Точно разуверившись и отчаявшись в своих надеждах, они наложили на себя эпитимию в виде работы, и в этом труде для общественной пользы думают найти успокоение и забвение скучной окружающей действительности.