Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

Доктор. Что вы? С врача-то!.. Не нужно. (Уходит в переднюю.)

Николка его провожает и возвращается.

Лариосик. Елена Васильевна. Я ужасный неудачник. У вас такое горе, а я еще сервиз разбил. Меня самого следует убить за сервиз. Но я сейчас же поеду в магазины, и у вас будет новый сервиз.

Елена. Ни в какие магазины я вас попрошу не ездить. Все магазины закрыты. Да разве вы не знаете, что у нас тут происходит?

Лариосик. Как же не знать! Ведь я санитарным поездом, как вы знаете из телеграммы.

Елена. Из какой телеграммы? Мы никакой телеграммы не получили.

Лариосик. Как? А мама дала телеграмму вам в шестьдесят три слова.

Николка. Уй… юй… юй… шестьдесят три слова…

Лариосик. То-то я смотрю, вы на меня с таким изумлением… вам даже неизвестно, кто я…

Елена. Тебе хорошо, Алеша? Лежи, лежи.

Лариосик. Тогда позвольте представиться. Ларион Ларионович Суржанский.

Николка. Очень приятно. Николай Турбин.

Лариосик. Я в отчаянии, Елена Васильевна, я думал, что меня здесь ждут. Как же мне теперь быть? Вы позволите вещи оставить пока у вас, а сам я поеду в какой-нибудь отель.

Елена. Что вы, Господь с вами, какие теперь отели? Оставайтесь у нас, место есть. Я поговорю с братом.

Лариосик. Елена Васильевна, я душевно тронут. (Целует руку.) О вашем семействе у нас говорили столько хорошего. У моей мамы всегда наворачиваются слезы на глазах, когда она говорит о вас.

Елена. Очень тронута. Вы расположитесь пока в библиотеке. Николка вам поможет. Там вам поставим кровать.

Лариосик. Душевно тронут. Вы знаете, я в санитарном поезде… одиннадцать дней ехал из Житомира…

Николка. Ой… ой… ой… одиннадцать дней.

Лариосик. Многоуважаемая Елена Васильевна, а вы разрешите мне птицу мою взять с собой? Это кенар. Я с ним никогда не расстаюсь… это мой лучший друг…

Елена. Что ж, я думаю, она никому не будет мешать?

Лариосик. Боже сохрани. Если она начнет тарахтеть, я закрою ее черным платком, она сейчас же перестанет.

Елена. Я ничего не имею против.

Алексей(за сценой глухо.) Елена…

Елена быстро уходит.

Лариосик. Вот какое несчастье у вас стряслось.

Николка. Да. Это все из-за негодяя гетмана. Послали нас, прямо можно сказать, на форменный убой.

Лариосик. Вы, вероятно, юнкер?

Николка. Нет, я никогда юнкером не был. Я, знаете, студент, то есть я только поступил.

Лариосик. Вы меня боитесь? Вы не бойтесь. Я ведь прекрасно понимаю…

Николка. Нет, я вас не боюсь. Я, видите ли, не кадровый юнкер. Я добровольно прослужил в училище три месяца.

Лариосик. То-то у вас такая замечательная выправка. Вообще, не сочтите за лесть, ваше лицо произвело на меня самое приятное впечатление. У вас так называемое открытое лицо.

Николка. Покорнейше вас благодарю. Вы мне тоже очень понравились. Позвольте спросить, если не секрет, почему вы носите сапоги с желтыми отворотами? Вы, вероятно, любитель верховой езды?

Лариосик. Боже сохрани, я лошадей боюсь как огня. Нет. Это мама заказала мне сапоги, а кожи у нас не хватило черной, пришлось делать желтые отвороты. Нету кожи в Житомире.

Николка. Получилось очень красиво. Позвольте, я провожу вас в вашу комнату.

Лариосик. Благодарю вас. (Забирает чемодан и клетку.)

Николка. Вы так всегда и живете с птицей?

Лариосик. Всегда. Людей я, знаете ли, как-то немного боюсь, а к птицам я привык. Птица — лучший друг человека. Птица никогда никому не делает зла.

Уходят.

Занавес

Конец первой картины

КАРТИНА ВТОРАЯ

У Турбиных. Вечером. Портьеры задернуты. Разговоры идут тревожно, вполголоса. На сцене Лариосик, Николка, Студзинский, Мышлаевский и Шервинский. Все в штатском.

Мышлаевский. Здоровеньки булы, пане адъютант. В одесском порту разгружаются две дивизии сенегалов, они же и сенгалезы. Кстати, почему вы без ваших аксельбантов? Портьера раскрылась, вышел наш государь и сказал: «Поезжайте, господа офицеры, на Украину и формируйте ваши части». И прослезился, за ноги вашу мамашу.

Шервинский. Чего ты ко мне пристал? Я, что ли, виноват в катастрофе? Я сам ушел последним из дворца. Ночью. Когда в предместье уже показывалась неприятельская конница. И кроме того, не забудь, пожалуйста, что я предупредил Малышева, и если б не я — я, может быть, не имел бы удовольствия беседовать с тобой сегодня.

Мышлаевский. Ты герой. Мы тебе очень признательны. Кстати о героях: не можешь ли ты мне сказать, где сейчас находится его светлость пан гетман всея Украины?

Шервинский. Тебе зачем?